Новый Мир ( № 1 2007)

...На одном из нюрнбергских процессов был приговорен к смерти за убийство тысяч цыган эсэсовский полковник Зиверс. У свидетелей процесса осталось от него чувство неудовлетворенности: судьи и обвиняемый просто не понимали друг друга. Убийство поражало: оно было методичным, бескорыстным и абсолютно бессмысленным. Зиверс не пытался оправдываться, он словно бы отсутствовал в зале и слышал

иныеголоса. Гильшер явился в суд, чтобы свидетельствовать в пользу своего ученика; он пустился в рассуждения о переселениях и древних расах — рассуждения, которые были сочтены умышленно абсурдными. Профессор проводил своего ученика к виселице, и они долго молились по неведомому страже ритуалу...

Эрнст Юнгер прожил стотрехлетнюю жизнь. Мы лучше знаем первую ее часть — певца “стальных гроз”, “крови и огня”. Но вот что писал он потом — уже на исходе лет, в очерке “Вокруг Синая”: “Возможно, конечно, что человеческий род возник посреди миллиарда других возможностей благодаря простой удаче. Но, может быть, лотерея еще не закончена и возможны и другие сюрпризы? Может быть, они будут лучше прежних? Печаль, непрерывно сопровождающая человечество, уже нашла выражение в Девяностом псалме (в православной традиции это псалом 89-й. —

В. С.): „Господи! Ты нам прибежище в род и род””.

Общеевропейское обезбоживание не было принято немцами с комфортабельным равнодушием, оно рождало ледяной ужас в великих умах. Ницшевская линия продолжилась и в ХХ веке; но реакция на нее в России оказалась уже другой. Кто только не писал о “самом русском” философе: о влиянии Ницше на их религиозные пути говорили Франк, Бердяев, Булгаков, Волынский, Мережковский... В сегодняшней России религиозные смыслы немецкой консервативной революции никого более, похоже, не интересуют, и меньше всего почитателей ее. Прошел век — и нашу невозмутимую православность опыт европейских гениев уже не задевает. Призывать нас к изоляции, быть может, уже нет и нужды.

 

Консервативная революция и Карл Шмитт. Фашизм