Новый Мир ( № 1 2007)

Таким образом, в Европе суверенитет государства исторически возникает за счет его выделения из общего имперского пространства. А потому самые сильные и монолитные королевства Запада несли в себе семена дальнейшей, уже революционной “суверенизации”... Но иначе складывалась история России. “Переход от варварских феодов <...> к суверенным централизованным государствам <...> в Европе совершается за счет демонтажа вертикали „божественного права”, а в России — за счет ее построения...”

Все это выглядит убедительно. Но вот читаешь выводы. “„Российский суверен” с самого начала определяет себя через свою „единственность”... Европейская страна — всегда „государство в мире”. Россия — „государство-мир””. И какое-то сомнение щелкает в мозгу: да достаточны ли изящные построения автора для таких кардинальных заключений? И мысль дает обратный ход, читанное только что охватываешь новым взором. Скажем, “растождествление границ” вовсе не было для средневекового сознания “равнозначно распаду

империи

”. Потому что

империяозначала для человека той поры совсем не то, что для постренессансного: речь шла прежде всего о феномене духовно-мистическом. В XIII веке, к примеру, изгнанническое Никейское царство оставалось для мистического сознания всемирной империей — сегодня такое мышление нелегко понять. Для нашего секуляризованного сознания понятие империи неотделимо от власти и силы — “потому что как же иначе?”. Но для человека эпохи сложения европейских государств дело было прежде всего не в “публичном порядке”, не в географических факторах и не в силовых. Когда же, с другой стороны, и эти факторы начинали работать на имперский синдром — тогда самоощущение европейских стран становилось не “разделительным”, а “собирательным” уже с полной ясностью. Книгу о всемирной империи франков еще в 954 году написал и преподнес королю французский монах Адсо, идея Римской империи германской нации веками жила в воздухе немецкой культуры...