У нас в России, увы, почти не замечен великолепный франкопишущий испанец Семпрун — один из немногих писателей современности, которые могут предъявить миру еще и свою героическую биографию. Какая замечательная, убедительная судьба! Нам такой не достанется ни за какие коврижки. В 40-е — участие во французском Сопротивлении и лагерный срок в Бухенвальде. Потом — антифранкистское подполье в Испании. Дальше — идейный разрыв с коммунистами, исключение из компартии Испании. Дальше — свободная от политического ангажемента проза, где Семпрун чаще всего размышляет о человеке, его свободе и достоинстве. (Не случайно он снова и снова возвращается в своих вещах к образам Мальро и Фолкнера, к этой героической и трагической литературной традиции ХХ века.) Некоторое время Семпрун был министром культуры новой Испании в составе социалистического правительства Фелипе Гонсалеса, а теперь живет в Париже... Во времена, когда в Европе так мало вершин духа, старик Семпрун одиноко возвышается над равнинными ландшафтами потребительской демократии. Это человек идеи, антифашист и гуманист высокой пробы. В последние десять лет Семпрун вернулся к своему бухенвальдскому опыту. Книга “Писать или жить” вышла во Франции в 1994 году, “Подходящий покойник” — в 2001 году. В двух этих недавно выпущенных в России книгах он отталкивается от воспоминаний, претворяя их в художественный текст. Лагерные книги Семпруна — рифма к русской лагерной прозе. Нашему читателю нетрудно навести мосты от Семпруна и его героев к Шаламову, Солженицыну, Разгону, Федорову. Политический концлагерь Бухенвальд Семпруна — пространство ада, место смерти. И в то же время здесь, на пороге смерти, с невиданной в тогдашней континентальной Европе свободой кипят интеллектуальные диспуты, вопреки всему выживает искусство. Все вместе; и характерной гримасой лагерного быта оказывается тот факт, что главным центром духовной жизни становится сортирный барак — огромное общее отхожее место, куда не заходят эсэсовцы. Испытание злом — такова одна из главных тем Семпруна и главная тема жизни лагерников. И в аду человек старается сохранить в себе человеческое. И иногда это удается. Книги Семпруна — книги стойкости. Специфической чертой бухенвальдского лагеря являлось хорошо организованное коммунистическое подполье. В лагерной иерархии многие низовые административные должности занимали подпольщики, которые в ограниченных пределах могли реально влиять на судьбы заключенных. Однако Семпрун сопоставляет коллективное сопротивление, солидарность в общей борьбе — и элементарные акты жалости, соучастия, личной поддержки человека человеком, без практической цели. И, кажется, отдает предпочтение последним. Его юный герой (во многом альтер эго автора) помогает не только выживать, он соучаствует в умирании тех, кто не имеет больше силы жить, поддерживая их в последние часы перед уходом. В “Подходящем покойнике” возникает ситуация, когда герою, чтобы выжить, нужно сменить имя. Ему подбирают умирающего француза-ровесника, чье имя после смерти его носителя достанется новому владельцу. Критик Лев Данилкин увидел здесь анекдот, сцену из плутовского романа. Мне кажется, плутовской роман тут ни при чем; если это и анекдот, то — из сферы искусства абсурда. А у Семпруна осуществлен опыт преодоления абсурда и наделения смыслом и жизни, и смерти. Вопрос, насколько этот опыт удачен. Кажется, едва ли не главный вывод Семпруна — метафизическая неустранимость зла.