“Сейчас Бога больше в науке, чем где бы то ни было. Чистота, незыблемость и парадоксальность логических конструкций, красота математики как искусства — все это сейчас убедительней, чем конфессиональные институты, объясняет человеку, ради чего он живет. Занятия наукой имеют бесценное значение для нравственной природы человека”. Звучит как манифест. А главное, человек с таким мировоззрением не может существовать вне науки. Его литературная деятельность представляется продолжением научной: “Стихотворение, рисунок в той или иной мере искривляют мировое пространство, и, следовательно, согласно Эйнштейну, художественный смысл обладает энергией-массой. Верно и обратное: потому Вселенная и есть Слово. Учитывая закон сохранения, первая часть этой простой мысли может послужить яркой иллюстрацией к идеям Вернадского, Лотмана, Пригожина-— о неустранимости вклада творящего создания во вселенское устройство”.
Такой подход к литературе может озадачить или даже испугать самого искушенного читателя, но Иличевский принципиально не идет на уступки, между прочим отсылая читателя “к широко известной математической литературе”. Одного этого хватит, чтобы большинство гуманитариев (включая автора этих строк) схватились за голову. Иличевский, как и свойственно ученым и художникам, увлекается. Этим он напоминает одного из героев Солженицына: “„У вас клочок бумажки найдется? Да вот! — Он вырвал лист из чистого блокнота на столе министра, схватил его ручку цвета красного мяса и стал торопливо коряво рисовать сложение синусоид… — Ну, с системой декартовых прямоугольных координат вы, конечно, знакомы, это каждый школьник, а ряды Фурье вы знаете?”” (Александр Солженицын, “В круге первом”).
Инженер Прянчиков не издевался над всесильным Абакумовым, но, занявшись любимым делом, увлекся. В поиске истины для настоящего ученого нет степеней и рангов. Но и адаптировать собственную мысль для профана он не готов.
Представления Иличевского о мире ближе к Вселенной Гегеля, чем к Вселенной Шопенгауэра. Мир, придуманный/построенный Божественным Разумом, постижим разумом человека, созданным по образу и подобию, а сам Бог, очевидно, мыслит дифференциальными уравнениями: “…разум, созданный <…> по образу и подобию Творца, естественным способом в теоретической физике воспроизводит Вселенную — по обратной функции подобия <….>”. При этом сциентизм и рационализм Иличевского соотносятся с рационализмом, скажем, эпохи Просвещения как ракетоноситель космического корабля — с петардой или шутихой.