Зинаида Шаховская, посетившая М. И. в этом доме, назвала ее квартиру
“нищенской”. “А за окном — она заметила только — томительно-грустный пейзаж пригорода, серость, сырость, дождь”Не рассевшийся сиднем
И не пахнущий сдобным,
За который не стыдно
Перед злым и бездомным:
Не стыдятся же башен
Птицы — ночь переспав.
Дом, который не страшен
В час народных расправ!
Левый бок дома и дерьер-фасад густо увиты плющом и диким виноградом. Каштана больше нет — есть огромный клен со стороны двора и в маленьком боковом палисадничке — чета молодых березок.
Здесь уже полной мерой пились слезы “из чаши бытия”, здесь молила:
За этот ад,
За этот бред
Пошли мне сад
На старость лет...
Много едкого печного дыма — от трех печек, топившихся в зимнее время, — ушло в небо из труб и окон, семейные бури разразились и пронеслись в старых стенах, мысли и чувства — не только безысходности, обиды, разочарования, негодования, но и бесстрашия, радости, иронии, юмора, наконец, — витали в воздухе и на кончике пера переносились на страницы рабочих тетрадей М. И. c прозой и стихами, ее записных книжек и многочисленных писем.
Уже прожив в этом доме больше трех лет — “Рабочих — лет, / Горбатых — лет”, “несмотря на все, а верней — смотря на все
От дома я иду в сторону старого форта, про который упомянуто в письме к Наталье Гайдукевич от 6 сентября 1934 года: “…пустыри с солдатами, где мы все вечера будем гулять”
Возвращаюсь к метро “Мэри д’Исси” другими улицами и улочками — некоторые из них, о чем свидетельствуют таблички на заборах, — старинные, сохранившиеся по крайней мере с XVII века. На одной из улиц попадается ретровывеска прежних времен: УГОЛЬ (которым нынче никто не топит), МАЗУТ, ГАЗ.