Новый Мир ( № 10 2013)

Сходство c Владивостоком в моих глазах усугубляли чайки. За платным пляжем, на другом берегу пруда, начиналось шоссе, дома, строительство.  В воздухе висел шум.

На нашем пляже не было ни спасателей, ни лодок, ни кабинок, ни вышек — только серая трава, песок и два-три тонких, в ручку маленькой бровастой невесты, деревца. Он считался диким. Вся его жизнь собиралась вокруг нескольких старух, купавшихся ежедневно с апреля по ноябрь. Несмотря на свою комплекцию (они больше или меньше напоминали старые холодильники), плавали они очень ловко, даже хвастаясь своей выносливостью. Старухи были остры на язык, осаживали новичков, хулиганов и не в меру раскованные пары; любовались детьми и собаками, обсуждали новости, болезни, других посетителей пляжа. Они всегда были готовы бранить и хвалиться. Главную, помнится, звали Верой Федоровной.

От большой дороги, огибавшей пляж и проходившей вдоль залива, шла, разрезая траву, тропинка. По ней, по-почтальонски ведя перед собой велосипед, приходил и уходил Давид Михайлович, высокий загорелый старик в белой детской кепке. Давид Михайлович всегда имел мужественный и печальный вид, словно находился не на отдыхе, а на вечере памяти какого-нибудь актера, где пахнет именитой скорбью. Обычно он сидел на складном стульчике или загорал стоя; ему было трудно лечь. Иногда он включал маленький радиоприемник и под его бурчание пил воду из бутылки.  О политике и погоде он говорил со старухами медленно и веско. Велосипед лежал у его ног, как любовница.

Из-за зарослей, в обилии росших у мелководья, вылезал мужчина, красный, усатый, кудрявый, похожий на австралийского аборигена. Он блаженно улыбался и шутил с компаньонами. У него была какая-то болезнь ног или спины, а может быть, мне так казалось. Изредка расхаживал вдоль песчаной кромки известный в окрестности вор средней руки — человек с невыразительным нервным лицом и огромной татуировкой тигра на спине. Несколько в отдалении часто сидели мать с дочкой моих лет; про себя я прозвал их поросячьими зубами — до того они были уродливы и вдобавок с дурным нравом. Бывало, приходила группа вьетнамцев, мужчин и женщин, и усаживалась очень тесно: человек шестнадцать занимали пространство, какого обычно хватает на троих. Они прибывали поздно, садились в тень и никогда не раздевались. Очень редко появлялись красивые молодые женщины без спутников. Мне казалось, что они нарочно дразнят мальчишек вроде меня своим видом, доступностью, неспешностью, даже манерой снимать одежду.