Новый Мир ( № 11 2000)

— Я хочу домой, — говорит вдруг Алтынай. Юрка с удивлением поворачивается в ее сторону и, опустив свитер, смотрит на нее.

— Ты что? Алтынайка, смотри, какая погода. Завтра мяса добудем, без мяса как возвращаться?

На Алтынайкином лице опять появляется то выражение, которое я видел на реке, — губы как-то кривятся и растягиваются, лоб наморщивается.

— Я хочу назад, домой.

Потихоньку отхожу от них, снимая ружье. Юрка видит это и делает Алтынайке знаки, чтобы она замолчала, но я еще несколько раз слышу, как она повторяет эту фразу. Наша сторона подветренная, а голоса не слышны из-за шума реки, и маралы нас не замечают. Я вижу пока только двух маралух, вернее, одни их задницы, покрытые белой шерстью. Еще десяток шагов на полусогнутых. Где-то рядом должен стоять и бык, но мясо у него может быть невкусным, если он уже изгонялся. Ближе подходить боязно, а то спугну.

Бью пулей по хребту ближайшую и тут же добавляю картечью. Слева хруст веток, между деревьев показываются на мгновенье рога. Маралух тоже не видно. Но я попал — это точно. Звук выстрела был плотный, сочный такой.

Качаются кусты впереди. Или не кусты. Нет, вроде как ноги. Бегу, на ходу перезаряжаю. Это ноги — я перебил ей позвоночник. Она скребет передними и, уставясь на меня выпуклым глазом, возит по земле головой.

Я стреляю за ухо. Края ранки сразу белеют. Напряженное в предсмертной борьбе тело как будто расслабляется, голова падает, начинает постепенно тускнеть глаз. Зверь умирает тихо, без единого звука. Я опять перезаряжаю, достаю сигареты.

И вдруг опадают вздыбленные от боли бока, ребра выталкивают воздух из мертвого тела, и в траве погасает стон.

Подходит Юрчик в сапогах, трусах и с ружьем. Стоит, смотрит на зверя.

Ну, теперь уж точно домой. С мясом-то. Алтынай как угадала, а?

У земных переправ

СЕРГЕЙ НОВИКОВ

*

У ЗЕМНЫХ ПЕРЕПРАВ

 

 

Ночной собеседник

Столбовая тоска,

да цыганская ночь,

да плацкарты холодной скупое окно

обступают меня — и ничем не помочь.

И стихи не стихи,

и вино не вино.

Что я видел?

Что знал?

Что запомнить успел

из невнятицы этой, любимой до слез, —

той, где лес за спиною шумел и шумел,

той, где с неба худого лилось и лилось...

Где на рынках осенних я трогал плоды,

и вязало мне рот золотой мушмулой,

где по небу несло облака, как плоты,

и вздымался над детством

стеклянный прибой.

Я друзей не сберег и казны не скопил,

оставляю в наследство сплошные долги:

деревянный мой дом в полдесятка стропил,

фотографии желтые и черновики.

И, с собою от вас ничего не забрав,

выхожу налегке, с чем явился,

под дождь,