Новый Мир ( № 11 2000)

Вернулся в квартиру, осторожно защелкнул замок — чтобы никто ни о чем не догадался, отнес тазик в ванную, беззвучно поставил — и в прихожей, ожидаючи, сел — чтобы сердце не билось, успокоилось. Какие волнения, стрессы? У нас все в порядке! Брякнул звонок.

— Откроешь? — крикнула с кухни жена.

— Открою! — кинулся открывать.

Стоит, смущенно сутулясь, дочурка, на голову выше последней зарубки на двери.

Жена, всплеснув ладошками, наконец–то выскочила. Обнялись.

— Ну, так мы едем или не едем? — Дочь поставила в прихожей неказистый бабкин чемодан.

— Едем, едем! — радостно закричали мы оба.

— Сейчас Кир заедет с машиной, — солидно добавил я. — Укладывайтесь пока!

Стали все выкидывать из шкафов на кровати.

Звонок. Кир появился: точно, как обещал!

— Ну? Вы готовы?

— Минутку! Давай на кухне посидим!

Пожал плечом: да, необязательные вы люди!

— Сейчас! Пошли! — Буквально затащил его в кухню, стал метать угощение, чтобы, не дай бог, не обиделся и не убег!

— Вот! — гордо поставил блюдо.

— Опять твои любимые креветки? — с легким упреком говорит.

— Ну почему сразу — “любимые”? Мы просто дружим!

— Мама!.. Ты опять? — Дочуркин бас из комнаты.

Да, умеет Кир вовремя появиться! Впрочем, ты же сам его зазвал — сегодня по крайней мере… а у нас — каждый день “сегодня”!

— Ну… как дела? — спрашиваю бодро.

— Должен, к сожалению, тебя огорчить.

Ну огорчай, раз должен. Давай!

— Статья, которую ты для нас сделал, нам не подошла!

Не подошла?.. Вот и хорошо. Так оно и задумано. Еще один способ моего унижения: заказывает мне статьи на острые политические темы, которые при здравом уме и даже остатках совести написать невозможно. Однако — пишутся и жадно читаются. Когда добро бьет зло — это прекрасно. Когда зло бьет добро — это ужасно, но естественно. Но когда зло бьет зло с помощью возвышенной и благородной правды — это невыносимо. Но именно это почему–то сейчас высшим классом журналистики считают. Вот где самые благородные сейчас пасутся, и Кир — из первых. Имя сделал себе. Нет, никогда мне не набрать столько бесстыдства, чтоб сделаться таким благородным, как он!.. А он что думал — у меня получится? Не такой я человек! А он — пусть гордится! Все–таки друг.

— Я… боюсь! — признался Киру.

Для него это признание — чистый елей. А сказать, что гораздо раньше испуга отвращение меня охватывает, — это неблагородно. Благородно — как он! Поэтому и в мэрии сейчас работает, ведает Словом. Тем, что правители с городом говорят.