Новый Мир ( № 11 2000)

Джафар меня в свою забегаловку все же взял — старые блюда по–новому переименовывать, — но требует теперь большей художественности: книг начитался. Салат “Закат”! И когда я стою теперь на раздаче, клиентов зазывая, заведующая производством Зинаида Петровна привечает меня так: “А–а–а. Сегодня этот стоит! Значит, у попрошаек не будет проблем!” Но почему–то не прогоняет.

Недавно ехал я в метро и вдруг увидел прелестную сцену: вошли двое подвыпивших парней и, рухнув на сиденье, заснули полуобнявшись. Но было это не просто так: один спал с высоко поднятой рукой, и в ней, как копье Георгия Победоносца, сияла ручка! У второго, который сполз чуть ниже, был в вытянутой руке… журнал с кроссвордом. Композиция эта не уступала Лаокоону: вот сейчас ребята немного передохнут и продолжат свой интеллектуальный подвиг!

Весь вагон был счастлив, глядя на них.

Да–а–а, давно Ты не радовал меня, был суров — и, видимо, справедливо… И вдруг сразу — такой подарок… Балуешь, Батя!

Вот и длится Его торжество,

Никаких не встречая помех, —

Потому что Он радует всех.

Даже тех, кто не верит в Него.

Экспедиция

ИЛЬЯ ПЛОХИХ

*

ЭКСПЕДИЦИЯ

 

*     *

*

Я, добывая деньги

знаньем закона Ома,

сбором металлолома,

прочею ерундой,

все ж обладаю ухом,

чутким к каким-то волнам,

где-то в эфире темном

движущимся ордой.

Как археолог зорко,

через песок и глину,

кругло согнувши спину,

вдруг разглядев фрагмент,

спину не разгибает

больше, пока предмета —

вазы или скелета —

не извлечет на свет,

так, уловив обрывок,

хрупкий комок чего-то

выхватив из полета,

тщательно от трухи

чищу его и клею

с кисточкой и пинцетом.

Сам удивясь при этом,

я нахожу стихи.

 

Экспедиция

Беспечным студентам

второй половины 80-х посвящается...

В общежитье студенты

снаряжались за пивом,

собирали монеты

и посуду всем миром.

Не скрывали студенты

банок громкого звона,

несмотря на запреты

“сухого закона”.

Как по тропам Афгана

проходил караван.

Не стеснялись декана —

перетерпит декан.

Подпевая сигналам

атаманского свиста,

боевым барабаном

громыхала канистра.

 

*     *

*

Я дворник. Вот моя лопата.

Вот телогрейка, видишь, вата

видна в ее глубоких ранах.

Есть у меня крупа в карманах,

поскольку я зиме плачу

пшеном — заботой о синицах.

За елки праздничной свечу,

за иней на твоих ресницах.

 

*     *

*

Мама!

Петь не могу.

В. В. Маяковский.

Мама, у меня драма,

мне нужно тебе открыться:

мне каждую ночь, мама,

девушка одна снится.

Кто — непонятно даже:

как-то не прояснились

черты, но одна и та же,

а раньше — разные снились.

Приветливей были лица,

сны — легкими, во хмелю,

а эта, мам, как приснится,

так говорит: “Не люблю”.