Новый Мир ( № 11 2005)

Как будто, узнав про другой мир, никто из нас уже не захочет оставаться в этом.

Но тогда получается, что наше пребывание в этом мире все-таки зачем-то нужно...

Правда, нам никогда не узнать — зачем...

Непрочный дом

Коробов Владимир Борисович родился в Тобольске в 1953 году. Окончил Литературный институт им. А. М. Горького. Поэт, эссеист, составитель двух поэтических антологий. Живет в Москве.

                           *      *

                               *

Сопьешься в этом городишке,

пока прославишься.

                                          Домой

бредешь в поношенном пальтишке,

в ботинках стоптанных,

                                          конвой

бездомных псов сопровождает

тебя до станции,

                                          и рай

напротив звездами мерцает

там, где овраги и сарай...

А поезд тронется —

                                          с обрыва

в окно черемухой пахнет,

и забываешься счастливо,

пока состав в ночи ползет,

и незаметно засыпаешь

и в этом полузабытьи

над мирозданьем пролетаешь

в сады нездешние Твои.

 

 

                           *      *

                               *

Спасибо, Господи, за то,

что осень и стою в пальто,

еще живой на поле брани,

и что звенит еще в кармане,

и что стекляшка у залива

открыта — можно выпить пива,

отечества вдыхая дым.

И в горле ком: Таврида, Крым...

 

                           *      *

                               *

Камни, Таврида, твои солоны, горячи,

тридцать три года я грелся на них — на печи.

Тридцать три года смотрел на простор вековой,

но утомил и меня однозвучный прибой.

Бес ли попутал, а может быть, классик: “В Москву!”

Сел в самолет — и на чахлую вышел траву

в парке столичном, где ждал меня хмурый дружок,

выпил вина, а закуска — колючий снежок.

Ветер трубил-завывал в заводскую трубу:

только дурак может выбрать такую судьбу.

Видишь в домах золотой за окошками свет,

а у тебя за душой ни копеечки нет.

“Нам не гулять, не сидеть за столом на пиру, —

Друг мне сказал. — Я в свою возвращаюсь дыру”.

Стерва Москва на морозе румяна, свежа,

сытым — жена и продажная тварь — для бомжа.

В слезы мои,золотая,хоть верь, хоть не верь,

ты и сама извелась от измен и потерь.

Жил, пропадал, ненавидел тебя и любил,

но и такой еще больше тебе я не мил.

Встал и стою на распутье: не там и не здесь,

застит глаза непроглядная едкая взвесь.

Жадные псы добела обглодали мослы

павшей страны. Вон и Крым умыкнули хохлы.

Как возвращусь, заору в набежавший прибой:

что сотворил ты, Господь, с моей бедной страной!

Ярость моя возмутит седовласый простор —

эхо вернет мне назад грозный мой приговор:

“Вспомни свой дом, что ты сам разметал, разорил,

встала трава, словно лес, у забытых могил!”

В море смотреть да лежать бы себе на печи...

Камни, Таврида, твои солоны, горячи...

 

                           *      *

                               *

Кузнечики-легионеры

в прибрежных спрятались холмах.

В их пузах травы спят и веры,

как Хлебников сказал в стихах.

И в августовский зной, штурмуя