Новый Мир ( № 11 2007)

Печальная особенность искусства (в том числе и поэзии) состоит в том, что оно способно выразить прочувствованную художником гармонию (которую можно здесь назвать состоянием творческого восторга) лишь на своем собственном языке. Любой пересказ, любое переложение ведет к умалению или вообще исчезновению того высшего смысла, который содержится в произведении за счет построения речи по законам красоты. И действительно, ни один великий лирический поэт за пределами своей страны не пользуется такой любовью, как на родине, поскольку звуковое, привязанное к родному языку строение стиха не выдерживает перевода. (Так современные — весьма логические и безошибочные — переводы Евангелий вызывают значительно меньше трепета, чем устаревшие, во многом неточные, но вошедшие в плоть языка старые переложения, а Коран в научном переводе Крачковского — источник скорее читательского недоумения, чем священного восторга.)

 

9

Магазины, находившиеся в пределах пешей ходьбы, делились на скучные и удивительные. Некоторые обладали собственными именами: гастроном близ улицы Веснина называлсясерый магазин,

а овощная лавка напротив бывшей церкви Николы на Могильцах именоваласьбазой,

потому что именно продуктовая база располагалась там во время войны. (Война в те годы была свежим воспоминанием — с ее окончания прошло всего лет пятнадцать, а Сталин умер и вовсе недавно: мальчик еще успел застать его тело, пропитанное смесью глицерина и формалина, в усыпальнице на Красной площади.) Молочная и булочная на Кропоткинской назывались нарицательно, а вот гастроном рядом с ними носил имяугловой.Соль и молотый красный перец, равно как и загадочные

кардамонибадьян молотый,томились на прилавках любого гастронома, как, впрочем, и некоторые другие продукты: например, жалобно скорчившаяся мороженая треска в серой чешуе и по-солдатски выпрямленные макароны; неизменными были также рис, пшено, манка, светло-зеленый горох и никогда не покупавшаяся, зато солнечно-желтая крупа “Артек”. Молочные продукты продавались в бутылках с широким горлышком, различаясь цветом крышечки из толстой алюминиевой фольги: серебристая для молока обычного, желтая для молока топленого, зеленая для ненавистного кефира, фиолетовая (видимо, в силу поэтического созвучия) — для вязкого ацидофилина. Пустые бутылки сдавались тут же, в магазине, в обмен на полные, а крышечки сохранялись в коробке из-под зефира в шоколаде, в надежде на неведомое будущее использование в хозяйстве.