Новый Мир ( № 11 2007)

Все те безобразия, которые творились да и по сей день творятся в нашем Отечестве в части закулисной торговли святынями, считал Ф. Е. Вишневский, во многом объясняются тем, что широкая художественная общественность, не имея каталогов, не может контролировать подобные сделки. Попробовал бы какой-нибудь “слуга народа” при наличии у общественности каталогов продать картину из Эрмитажа или подарить реликвии из Музеев Кремля. Если учет проданных вещей (хотя подчас намеренно запутанный) в музеях все-таки велся, то учет ушедшего за границу через комиссионные магазины просто-напросто отсутствует. Можно понять негодование Вишневского, когда он рассказывал, как бойкие толстосумы на его глазах спешили оплатить свои покупки, сделанные, по существу, за бесценок. Увозились иконы, картины, скульптуры, произведения придворного ювелира Карла Фаберже, посуда из разрозненных императорских сервизов. После того как в Москве был упразднен единственный в своем роде Музей мебели, уникальное собрание его фактически было расхищено.

Со своими скромными средствами Ф. Е. Вишневский мог приобрести для будущего Музея В. А. Тропинина лишь то, что никак нельзя было упускать. Если зарубежные покупатели нашего антиквариата имели для этого достаточно средств и даже содержали у нас своих комиссионеров, то рядовой служащий Ф. Е. Вишневский, собирая Музей В. А. Тропинина, мог полагаться лишь на свой вкус, интуицию и изумительно цепкую художническую память.

Как-то в конце 40-х годов, рассказывал Ф. Е. Вишневский, по экспедиторским делам ему пришлось побывать на складе мебели: надо было отобрать столы и стулья для зала заседаний учреждения, где он служил. Хранилище, или Госфонд, как оно называлось, находилось за городом. Туда было свезено оборудование из разных упраздненных ведомств, а также мебель из квартир арестованных “врагов народа”. Вместе с рабочими погрузили в машины отобранные столы и стулья и собирались уезжать. Во дворе склада в лужах растаявшего снега Вишневский увидел разломанный на части старинный резной шкаф. Предупредив завскладом, что вещь может быть раздавлена машинами, Феликс Евгеньевич хотел собрать и занести шкаф в склад. Завскладом воспротивился, сказав, что шкаф списан и подлежит уничтожению.

— Если вы сможете собрать и склеить этот хлам, то возьмите его лично себе, — сказал завскладом и стал бросать стенки, дверцы, резьбу от шкафа в кузов машины.