Новый Мир ( № 11 2007)

Портрет старика в суконном кафтане положил новую веху в изучении искусства В. А. Тропинина. Оказалось, что на портрете изображен выдающийся каменотес Самсон Ксенофонтович Суханов. До Тропинина еще никто в русской живописи не создавал столь любовно исполненного портрета рабочего человека. Художником гениально раскрыта внутренняя сущность этого талантливого самородка — ум, сметка, трудолюбие, чистосердечие, простота, естественность. Возвращение народу портрета забытого им легендарного человека привело к созданию школьниками-следопытами Музея С. К. Суханова в его родном селе в Вологодской области.

Свое великое искусство Суханов явил когда-то восхищенному Петербургу, вырубив для Дворцовой площади из цельного монолита знаменитый Александрийский столп. Самсон Ксенофонтович участвовал в строительстве Исаакиевского и Казанского соборов в Петербурге. Пьедестал памятника в Москве на Красной площади, на котором выбиты предельно лаконичные слова: “Гражданину Минину и князю Пожарскому благодарная Россия. Лета 1818”, — тоже работа каменотеса Самсона Суханова.

Портрет С. К. Суханова так до конца дней и оставался одной из любимых работ Ф. Е. Вишневского. Но все-таки на первом месте в его собрании стоял автопортрет В. А. Тропинина, написанный художником в 1844 году. Сам образ художника и пейзаж за окном — все в этой работе гармонично, дышит спокойствием и душевностью.

Я попытался по стенам и башням Кремля, изображенным на дальнем плане автопортрета, определить место, где жил художник, так как известно, что он писал автопортрет в своей мастерской.

— Квартира Тропинина на Ленивке, неподалеку от Каменного моста, — подсказал мне Вишневский и продолжил: — Всмотритесь в лицо художника. Какой это добрый, хороший человек! Сколько в нем достоинства, и вместе с тем как он прост, сердечен — полная противоположность герою гоголевского “Портрета”!

— А как к вам попал этот автопортрет? — спросил я Вишневского.

— О, это особый разговор. Не столько я его искал, сколько он меня дожидался. Я об этом когда-нибудь детектив напишу,— рассмеялся Феликс Евгеньевич.

В следующей комнате на стене висел портрет А. С. Пушкина.

— Так это же явно копия! — удивился я. — Причем неумелая, примитив какой-то...

— Верно, копия с Тропинина. Писал художник-любитель, но сколько любви к Пушкину!

И действительно, все было выписано самым тщательным образом — и лицо поэта, и одежда. Я обратил внимание, что копиист почему-то особо “выточил” массивный золотой перстень на большом пальце Пушкина.