Новый Мир ( № 11 2009)

Выздоравливал долго, спал чутко, мучительно и

видел, как пробегала рябина цыганочкой пёстрой,

обронив горечь ягод на губы и руки мои,

чтобы их никогда не касалась проклятьем короста.

Выбегала рябина из плена славянских берёз,

вырывалась, не ведая, что будет вырван из сердца

Вильнюс, в лёгких которого — национальный наркоз,

от которого мальчик из детства на улице сер стал.

Новогодняя ель, и секреты просты, как орех,

что раскрыл скорлупу под резцом дрессированной белки,

отчего ж покатилась горошина алая в снег,

отчего на вопросы ответы банальны и мелки?

...где волшебный фонарь, подаривший глазам парадиз?

В нём в барханах постели был римлянином в Вифлееме,

агнцы ели из яслей, звезда задержала путь из

чёрной глуби небес, луч направив в мозжащее темя.

В третьем тысячелетии свет христианских лампад,

восьмидневный огонь очищающей души меноры

и кристальный Замзам, из которого пил Мухаммад,

не излечат ли вместе позором болеющий город?..

В новогоднюю ночь ощути под ладонью мюзле —

впилась сеточка в кожу и в пробку — вино колобродит!

— Не стреляй в потолок, — осторожно в бокалы разлей,

пей и не поперхнись от глотка долгожданной свободы.

Пауза

Писать стихи в себе,

не выносить на лист, —

такое вот внутри

я вырастил искусство.

Сомнителен мне тот,

кто всякий день речист:

всё правильно в словах,

а скребани их — пусто.

Писать стихи в себе

и паузу держать

да так, чтоб над тобой

хрусталик в люстре треснул,

и осознать тщету

и брение держав —

они тебе, ты им —

вдвойне неинтересны.

Гражданствовать к кому?

К подкладливым и к тем,

кто их всегда имел

и в праздники и в будни?

Когда попал, мин херц,

под шестерни систем,

silentium храни…

Страшней молчанье будет!

А паузу держать

и пять, и десять лет

учился, рот зажав,

чтоб не сорвался с уст вой.

Но снизошёл с небес

луч, несказанный свет,

на мной взращённое

безмолвное искусство.

 

 

Концерт для саксофона на мостовой

... и город ночной растворился во мне,

я тысячи раз это видел во сне;

и хлынули с неба высокие звуки,

нашедшие тело на гибельном дне.

Мы долго учились ненужной науке

у пустопорожних лукавых людей,

но город, поверив нам, взял на поруки,

булыжники вывернув из-под корней.

...растерянно ищет очки книгочей,

коленями выерзав мостовую,

вперяясь очами в страницу пустую,

под силу кому заполнить такую?..

Нас время качало прозрачной волной,

со дна подымало над ложью и бытом,

и чревом урчал базар городской,

голодных людей переваривал сыто.

Джазмен утверждал на глухих обозлясь:

“Не перековать саксофон на орало!..”

Мелодия деревом произрастала,

над «Нерингою»[1]листвою клубясь.

Не надо в расхожих сужденьях спешить,