На самом деле, Ярославу Гашеку не хватило каких-то полгода, двух или трех месяцев, чтобы довести повествование до славных боев на Буге у города Сокаль, и тогда, как это и задумывалось с самого начала, оказался бы балбес и олух Швейк героем, столь же безразличным к траекториям пуль и снарядов, как уже случалось — к сторонам света и положению небесных светил во время своего будейовицкого анабазиса. И сразу стал бы смешон Белинский из города оружейников Брно, так искренне пытавшийся вытолкнуть из чешской литературы самого чешского из ее героев, что, не таясь и не скрываясь, в отличие от кавалеров Иркутска, Бахмача и Зборова, с необыкновенной ясностью и силой продемонстрировал всю ту великую логику абсурда, которой следуя и жили и живут самые западные из славян. Чехи. Ту самую, по которой к победе ведут все двери, включая заднюю. Но не сложилось. Главное слово романистом, может быть, и не было сказано, но это не оправдывает слепоты критика и гражданина Арне Новака, потому что куда более веское слово поэта все-таки прозвучало, наполнило чудесной лирикой роман. Отчетливой и необыкновенно трогательной, как гимн самой республики.
Где же дом мой? Где же дом мой?
Где вода журчит в лугах,
Где леса шумят на скалах,
Где в цветах весною сад
И земной рай видит взгляд!
Вот она, земля прекрасная,
Чешская земля, дом мой,
Чешская земля, дом мой!
Все атрибуты, все образы и запахи на месте, но адрес… именно он, конкретные улица и дом, отсутствуют. Поразительным образом при чтении романа о бравом солдате Швейке выясняется, что это именно та ситуация и именно то положение, в которое поставил своего героя Ярослав Гашек. Как некоего обобщенного, типического чеха под пифагоровым трилистником штанов математически безукоризненного национального флага.
И в самом деле, где дом Йозефа Швейка, чеха, родом из Дражова у Страконице, сына Прокопа и Антонии Швейковых? Очевидно, в Праге, в городе, где со скандалом был однажды комиссован и выставлен из родных карлинских казарм солдат-сверхсрочник. Это понятно. Но где же именно “в цветах весною сад и земной рай видит взгляд”? В черновике романа — киевской повести тысяча девятьсот семнадцатого “Бравый солдат Швейк в плену”, как в образцовом русском тексте — “под вечер один молодой человек вышел из своей каморки, которую нанимал от жильцов в С-м переулке, на улицу и медленно, как бы в нерешимости, отправился к К-ну мосту”; адреса и явки вываливаются на стол в первом же абзаце: