Новый Мир ( № 12 2000)

Ему меня жалко, он целует мне колени. Целует странно, прихватывая губами. Я бью его по голове, но, Боже, как слабо и немощно я поступаю. Я так хочу расстаться с ним по–хорошему, простив всю поруху. Странная, не моя, не из меня приходит мысль, что ради мальчишек я бы стерпела и то, чего этот обер–Дантес добивается. Но как ему объяснить про мужа? Как объяснить, что я другая еще от бабушки с дедушкой?

Он взял у меня из рук бутылку, почесал голову и засмеялся.

— Дурочка, — сказал он. — Бери назад свои деньги, только не сопротивляйся. Я хочу тебя уже сто лет.

— Я не хочу с вами ссориться, — говорю я.

— Вот и не надо, красавица моя. — И он почти спокойно, как обычное дело, рвет на мне остатки моей нехитрой амуниции. Я закричала.

Тетрадь

Через дорогу переходил сирота. Он шелтуда.

Я хотела его остановить, но он рванул дверь и скрылся в лавке. Я осталась его подождать, сейчас его развернут. Гадкая мысль, скажем, “уткомысль”, пришла и села как навсегда. И как часто он ходит в эту лавку? Что–то он мне про это не рассказывал...

Кажется, это петушиный вскрик. И я иду, иду туда же.

У самой двери мы сталкиваемся.

— Не ходи, — говорит он мне. У него красное лицо и желваки, о которых я не подозревала.

— Почему это мне не ходить? — говорю я.

— Не ходи! — кричит он, разворачивая меня за плечи.

— А пошел ты! — ору я.

— Твое дело, — как–то стихает он и идет не домой, а куда–то совсем в другую сторону, и мне хочется спросить, крикнуть: “Куда?” Но я не могу, да и с какой стати, кто он мне? А вот почему он меня останавливал, интересует меня много больше.

Я — Раиса

— Кто–то вошел, — шепчу я.

Он меня не слышит, он торопится, скрипит ремнями, дышит истошно, будто это я его давлю, там за тряпкой это определенно слышно. Я сгибаюсь пополам и бью его поддых головой, чем только злю его, и не больше. И полусогнутым телом я вижу толстое резиновое копыто палки, поднимающее гобелен.

Нащокина Полина Петровна c палкой “на случай”. Я вижу, что она видит. Мой голый зад, стянутые колготки, мое согбенное положение и широкую грудь майора, который как бы приготовился меня пороть, что он и делает сильным шлепком, приговаривая: “Ишь как изогнулась, сука!” Я не помню, как он исчез, видимо, мгновенно. Подтягиваю на себе рвань.

— Сука, — повторяет писательница, — сука. — И бьет меня палкой по голо–рваной ноге.