Новый Мир ( № 12 2008)

А если вспомнить, что многие годы дом Аксаковых находился под пристальным наблюдением тайной полиции, то и вовсе удивительно, как им удавалось сохранять семейный и душевный мир. Это сегодня многие почему-то уверены, что славянофилы проповедовали квасной патриотизм и казенное самодержавие. Реальность же была такова, что начиная с середины 40-х годов и вплоть до конца 70-х славянофилов подозревали в антиправительственном заговоре. Их книги и журналы запрещали, все поездки Самарина, Киреевского, Хомякова и братьев Аксаковых проходили под тайным полицейским надзором. В 1878 году была запрещена деятельность Славянского благотворительного общества, созданного Иваном Аксаковым для помощи болгарскому и сербскому ополчению.

Сергей Тимофеевич, в отличие от своих детей, благоразумно сторонился политики, но в минуты критические, переломные всегда поддерживал детей и убеждений своих не скрывал. Достаточно перечитать главу о Михайле Куро­лесове в «Семейной хронике». Рассказ о похождениях этого криминального помещика XVIII века, любимой присказкой которого было «Плутуй, воруй, да хорони концы», и сегодня леденит кровь. Так что те нувориши, сообщениями о забавах и причудах которых наводнен сегодня телеэкран,— это вовсе не такие уж «новые русские». Это отвратительные старые типы, долго дремавшие под спудом брежневской власти.

Самое страшное, что увидел слепой Сергей Тимофеевич в куролесовых,— не их кровавые преступления, а то духовное разложение, которое они сеют. «Михайла Максимович, достигнув высшей степени разврата и лютости, ревност­но занялся построением каменной церкви…»

Аристократия, привыкшая в Николаевскую эпоху к лицемерию и цинизму, к показной набожности и безудержному произволу, — она чувствовала в Аксаковых врагов пострашнее любых мятежников. Более всего тогдашнюю элиту раздражали не философские и политические взгляды братьев Аксаковых, а полное согласие их мировоззрения, их убеждений с домашним и семейным укладом. Аксаковы были нравственным укором, и вот этого им простить не могли.

После смерти старшего сына Ольга Семеновна с горечью писала: «Теперь и с кафедры Костомаров, профессор в Петербурге, сказал речь о заслугах и значении Константина в истории и литературе, и полторы тысячи было слушателей, и все рукоплескали; а сколько (до этого. —Д. Ш.

) злых было нападок! Боже мой! неужели надо умереть, чтобы отдали справедливость человеку, а при жизни ничем не был утешен, никаким проявлением! Скорбит моя душа о том!..»