— Фу, обглоданные рыбы...
Не раз на выставках услышишь. Голоса любителей прекрасного.
Другие, с постной миной — евангельскую рыбу вспомнили...
А художник... ничего такого не хотел.
Съел рыбешек, скелетики нарисовал.
Графичный у них, говорит, скелетик.
Рем и Паоло…
Учитель спросил как-то: “Любите этих сикейросов?”
Мне не нравились.
Он кивнул: “Живопись не должна кричать”.
Тонкий художник с идеальной чувствительностью к цвету.
Я грубей, но крика тоже не люблю.
Люблю “Снятие с креста” Рембрандта, там буднично, тихо, грязновато — и страшно.
И не люблю, как это же у Паоло Рубения — роскошно, громко, почти весело…
Круговая порука…
Восприятие глазом изображения как целого — глубже времени, стиля, культуры, это физиология. Ни на какой козе не объедешь.
Нашему глазу и голове присуще понимание свойства света, аналогичное которому в оптике называют интерференцией. Если картина устроена правильно, то все как по маслу происходит, изображение падает на дно глаза и свободно проникает в голову. А если неправильно устроено, то глаз дерет,
в голове сумятица…
Дело не в том, хорошая картина или плоха, —
Источник света, это первое. Он может быть невидим, но предполагается за пределами картины, например за открытым окном. Из источника вырывается, исходит или сочится свет, падает на все, что мы видим в пределах картинной рамы. Если падает монотонно, ровно, скучно, постепенно ослабевая к границам изображения, то ничто не привлекает в картине сильней самого источника, или его отражения, или дырки, из которой исходит. Помимо нашей воли происходит — глаз сам знает, куда ему стремиться. Миллионы лет эволюции потрудились, нас бессознательно привлекают самое светлое и самое темное пятна, мы ведь в пещерах родились…
Значит, если монотонно распространяется, то, считай, картины нет, а есть щель, дыра или выход из пещеры, в которой вся наша культура и живопись возникли.
Принцип интерференции в том, чтобы свет на картине, распространяясь от источника, падал бы на разные предметы, не равномерно ослабляясь, а местами вспыхивая, усиливаясь... Это хорошо ложится в нашу голову, потому что подобное мы видели сотни тысяч лет, еще будучи кроманьонцами: на закате, когда солнце опускается под землю, последние лучи мчатся к нему, чтобы успеть домой.
Спешат, напоминают, чтобы их не забыли…