Новый Мир ( № 12 2010)

ГоворитДмитрий Быков:“К примеру, человек, прочитавший „Войну и мир”, поймет, как в России правильно жить: так, чтобы тебя не сразу убили, чтобы ты добился любви и что-то понял. Это такой четырехтомный путеводитель по главным правилам русской жизни. Побеждает не разум, а сила, не расчет, а самоотречение, не ум или красота, а радикальность и крайность всех жизненных проявлений. Это русские правила, и чтобы понять их, хоть кто-то да прочтет роман. Хорошо написанный роман „Анна Каренина” — там все концы сведены с концами, а „Война и мир” — огромный уродливый глубоководный краб, передвигающийся боком, и тем не менее это гигантское, великое произведение”.

“Если моя книга вызывает эмоцию яркую, считаю, что писал не напрасно. Скажем, одна критикесса написала, что роман „ЖД” она выбросила в окно. Конечно, мне жаль того человека, который шел внизу, — в книге 700 страниц, но это лучшая рецензия. Другой автор пишет: мне книгу захотелось разорвать. Молодец! Рви, топчи, некоторые жечь пытались… Это — лучшая критика”.

 

СоставительАндрей Василевский

 

 

 

 

“Вертикаль. XXI век”, “Вопросы истории”, “Дальний Восток”, “День и Ночь”, “Дружба народов”, “Литература”, “Иностранная литература”, “История”, “Звезда”, “Знамя”, “Новая Польша”, “Октябрь”, “Родная Ладога”,

“Сибирские огни”, “Фома”, “ШО”

 

Андрей Арьев. Голос и Логос. Поэтический мир Виктора Сосноры. — “Звезда”, Санкт-Петербург, 2010, № 10.

“Словесность Сосноры в генетическом родстве с тем принципом письма, который открывали в своих стихах и прозе Хлебников, Цветаева, Заболоцкий... В ней самоочищается русский язык, обретает новую энергию синтаксис, выявляется музыкальная природа его звукообразов. Делается это для извлечения из русской речи, при ее помощи и для нее самой новых смыслов. Не форм, нет, а именно смыслов. Формалистами следовало бы назвать как раз тех литераторов, кто больше всего с формализмом воюет. Свою одряхлевшую форму, покосившийся сруб, из которого ушла жизнь, они выдают за правду дедов и прадедов, в нем когда-то обитавших, его построивших. Их „общее дело” — не воскресение, а эксгумация. Слишком много расчетливого кликушества в причитаниях о „неисчерпаемых кладезях”, „бездонных родниках” и „животворящих источниках” старинной речи, к коим нужно непременно „припадать”, как псам.

Художник сам — родник родимой и родившей его словесности. Следуя ее строю, он говорит, как Соснора: „плыву с любви”, как будто — „возвращаюсь с войны”. Русский язык все еще позволяет творить, он не мертв и себе не довлеет”.