Новый Мир ( № 2 2008)

Так начинается четвертое стихотворение цикла “Двенадцать лет спустя”. Под ним проставлено: “Bad Nauheim 1897 — 1909” (а в рабочем экземпляре третьей книги стихотворений эти слова были вписаны под названием всего цикла). Время любви и время стиха не тождественны линейному житейскому времени. Стихотворение начинает слагаться с рождающей его эмоции — даже если адекватные слова и звуки придут много позже. А сердечные ощущения разных времен жизни в сознании поэта живут синхронно — независимо от срока давности. Двенадцать лет… Магическое число — знак не только протяженности, но и завершенности, полностью пройденного круга.

Последние три стихотворения цикла сложены в марте 1910 года в Петербурге. В них воспоминание переходит в прощание. Появляется строка “Синий призрак умершей любовницы”. До автора дошел слух о смерти Садовской. Но почему он так легко в него поверил? Может быть, ему нужен был сам знак смерти — для завершенности круга, для завершения цикла?

Тема, однако, не отпускает автора до сентября того же года, когда в записных книжках появляются черновые наброски стихотворения “Ночная песнь”, которое потом получает название “Посещение”. Оно написано на два голоса, первый из которых — женский. Умершая любовница подает голос из небытия:

Но читаю в испуганном взоре,

Что ты помнишь и любишь меня.

Наброски стихотворения соседствуют в записной книжке с прозаической записью. Это своего рода новелла, где образ К. С. (Садовской) включен в сложную систему отношений. В начале выстроен треугольник, напоминающий ситуацию Блока, его жены и Андрея Белого: “Ужасно сложное — в его жену влюблен человек гораздо более значительный, чем он. Они ссорятся, потом мирятся. Любовь. Перипетии любви”.

“Он” — не совсем Блок. И кто знает, полагал ли он Андрея Белого в буквальном смысле “гораздо более значительным”? Перед нами как бы конспект большого вымышленного произведения — романа, драмы или повествовательной поэмы. Неожиданнее всего, что К. С. в этом “проекте” присоединяется в качестве четвертого элемента к легендарной триаде: “Но есть одна задняя мысль: он, „защитивший” жену и сам называющий ее „первой любовью”,

всегдасмутно знает, что она — не первая любовь. Какая же была первая?”

Герой узнает о смерти К. С. и находит подтверждение сего факта в газете. Это уже литературный вымысел: о реальной Садовской такого сообщения быть не могло. Герой “погружается в синеву воспоминаний”, и в конце концов “извощик привозит из кабака

труп”.