Мать Н., та, что в храме на послушании, и во все время моего пребывания была для меня камнем преткновения и соблазна. До того, что подумаешь, что опять ее увидишь, — и в храм идти не хочется. Вот она, как орлица, бросается на бабушек из монастырской богадельни — кто-то из них встал слишком близко к столику, покрытому шитой пеленой: “Отойдите, святыньку замараете!” Вот еще — после водосвятного молебна — опять на какую-то из них, с руганью и чуть не с кулаком: “Ты еще мне будешь святую воду разливать!” А сама — не старая вовсе, годится этой бабушке в дочери, а та отпрыгивает испуганно, виновато подобравшись,
резвокак-то, и от этой не по возрастурезвостихуденького старого тельца переворачивается все в душе…Да нет, я понимаю, что с бабушками этими, никому не нужными, только в монастыре пристанище и нашедшими, несладко, что они порой и строптивы, и самолюбивы, и назло сделать способны, но уж больно поводы для крика странны, чтобы не сказать — страшны…
Моя соседка, живущая этажом ниже, которую я в раннем детстве запомнила тихой скромной девушкой с длинной пышной косой, а потом она вернулась из пионерского лагеря в последнем классе беременная, и весь наш двор был свидетелем скандалов, что устраивала ее мать, проклиная “падшую”, выгоняя ее из дому, а та только повторяла тихо: мама, пожалуйста, мама, не надо, когда материнская рука рвала ее за пышную косу, а потом коса была срезана, девушка начала пить, рождение дочери ее не остановило, и вот много лет спустя (мать умерла, дочь выросла и живет отдельно) — эта моя соседка все время приходила ко мне занимать деньги по мелочи, под разными предлогами, на выпивку, конечно. Иногда она даже их отдавала. Приходила она страшная, грязная, с синяками на лице — синими и желтыми, старыми, а мне все виделась девушка с пышной косой, и отказать ей в просимой мелочи я была не в состоянии. И вот мой сосед решил как-то меня защитить от грязной и вечно пьяной побирушки — он был моложе, в квартиру рядом с моей въехал лет десять назад, никакой косы не помнил… Он вышел из квартиры ровно в тот момент, когда она пыталась объяснить заплетающимся языком, чтбо ей нужно на этот раз. Вышел и, не говоря ни слова, ударил ее в бок. Она сразу подобралась, упала, но как кошка, на все конечности, — и быстро ринулась к лифту. “И чтобы я тебя здесь больше не видел!” — крикнул вслед сосед и бросил мне покровительственно: “Больше она вас донимать не будет!” А мне хотелось умереть…