Новый Мир ( № 2 2008)

Но задумывались лишь те, кто знал реальность. Да еще и не боялся об этом заявить. А таких среди лидеров Партии народной свободы — не было. Они панически боялись друг друга. Собственной массы.

Общества.

Замечателен в этом плане “столыпинский” эпизод кадетской жизни, он известен нам и по другим источникам: по воспоминаниям В. А. Маклакова и по “Красному Колесу”.

“Терпимость Маклакова сближала его с П. Б. Струве. Они оба находили, что пора народному представительству начать работать с правительством. С Милюковым они об этом не говорили, но Милюков подозревал, что в партии завелась какая-то ересь, и подозрительно следил за ними обоими. За Струве с достаточно явным недружелюбием, за Маклаковым мягче. Благодаря своему исключительному ораторскому таланту Маклаков был незаменимым украшением партии, был ей нужен, как в опере нужна примадонна. <...> А Струве был всего только беспокойный мыслитель. Милюков допускал, что говорить как Маклаков он не может, но считал, что думать он может не хуже Струве. И в этом очень сильно ошибался”.

Премьер Столыпин более народных избранников свободен в суждениях и поступках. А партию кадетов он ценит высоко, называет ее “мозгом страны” (кстати, не из непроизвольной ли полемики с премьер-министром родилось гениальное ленинское определение интеллигенции?). И вот Столыпин наладил с “мозгом” деловой контакт.

“Сначала Столыпин попытался подойти к оппозиционной печати. Он пригласил к себе редактора „Речи” И. В. Гессена, чтобы объяснить ему, что кадетская партия неправильно толкует намерения и цели правительства, которое хочет не уничтожить народное представительство, а сотрудничать с ним. Этот разговор ни к чему не привел. Тогда Столыпин затеял тайный роман с „черносотенными” кадетами, как сами себя прозвали кадеты, к которым он обратился. Их было четверо — С. Н. Булгаков, В. А. Маклаков, П. Б. Струве и М. В. Челноков”.