Новый Мир ( № 2 2013)

«Свобода — в дискуссии как таковой, а не в том или ином ее исходе, свобода — в праве разругаться, бросая вызов даже самым заветным верованиям других; свободное общество — царство завихрений, а не безмятежности. Базар противоборствующих воззрений — вот место, где звучит голос свободы»

[18]. Симптоматично, однако, что этот постулат приходится доказывать вновь и вновь: Рушди выносит свой приговор не только фундаментализму, но и западному миру, которому на деле еще далеко до истинной свободы, поскольку очень часто там, где должна говорить свобода, говорят политика и хитрость.

Тема свободы в книге основная, и Рушди проверяет каждого из героев историей с собственной фетвой. Люди автоматически делятся им на сторонников автора (неутомимых борцов за свободу, подвергающих свои жизни опасности) и всех остальных, к которым у автора наличествуют разного рода претензии: трусость, соглашательство, подлость, невежество — словно опасность, постоянно преследующая Джозефа Антона, превращается в некий пробный камень, которым он испытывает окружающих. Мартин Хайдеггер в «Бытии и времени» пишет о существовании двух фундаментальных состояний человеческого существования в мире: это

забвениебытия и

сознаваниебытия. Рутинная жизнь в мире вещей означает забвение бытия. Если же человек сосредоточен не на свойствах вещей, а на самом факте их существования, он осознает бытие. Первое состояние, по мнению Хайдеггера, «неаутентично», поскольку в нем человек «спасается бегством». Рушди же, спасающийся бегством буквально, а не образно, по этой классификации как раз находится во втором модусе. Он волею обстоятельств ежеминутно осознает свое бытие, поскольку лишен рутины извне. Но в то же время мысли о безопасности — собственной и близких людей — и размышления о природе разгоревшегося конфликта, постоянно звучащие в книге, почти вытесняют творческую потенцию. Джозеф Антон оказывается в сложной ситуации, в состоянии, с одной стороны, максимальной публичности, а с другой — тотального одиночества. Все говорят и пишут о нем, но роль его самого в этой шумихе ничтожно мала и сводится к отдельным речам, колонкам, заявлениям.