Новый Мир. № 3, 2000

На слова мой век разменянИ летит, как вьюга:Друг от слабости надменен, —Пожалею друга.Я не вследствие недугаЖалостью крылата:Спесь бессилием чревата, —Пожалею брата.В нищете гнездится злоба, —И сестрицу злуюПожалею, — в глаза обаПесней поцелую.

Грех на святости алеет —Оставляет метку, —Пожалею, пожалеюЯ свою соседку.А за то, что в зимнем бредеПравда еле тлеет, —И меня на этом светеКто-нибудь жалеет.

8 октября 1999.

Черный год

Кто пред скинией пропляшетВ этот черный год?Дождик мочит, время пашет,

Вечность жнет.Кто себя в благую жертвуНынче принесет?Время косит, вечность жатвуСоберет.Ветер сеет, косит время.Кто ж кропит росойЧеловеческое племяПод косой?

19 октября 1999.

Свеча

Горит свеча, не видя ничего, —

Ни Матерь Божью, ни ее Младенца,Свеча слепа от света своего,От фитильком пропущенного сердцаСквозь стеарин. Но слышит, как молюсь,В словах одних и тех же повторяясь:«Прости, Господь, помилуй нашу Русь!»И чувствует — молюсь, над ней склоняясь.И лишь когда свеча почти сгорит,Черноресничным всмотрится огаркомВ два лика, пред которыми стоит, —И свет свой обнаружит в нимбе ярком.Отметит мельком то, что я жива,Что, в сущности, одно творили дело:

Я пыл души влагала во слова,Она во славу Господа горела.

1 ноября 1999.

Лиснянская Инна Львовна родилась в Баку. Автор поэтических книг, вышедших в России, Франции, США. В последние годы пишет и прозу. Лауреат литературной премии Александра Солженицына и Государственной премии России. Постоянный автор нашего журнала. Живет в Москве.

Галина Щербакова

Восхождение на холм царя Соломона с коляской и велосипедом

Роман

1

Сто лет назад или около на дороге из Пущи-Водицы в Киев умерла старуха. Баба Руденчиха совершенно не собиралась этого делать, она была настроена на жизнь и на долгое путешествие аж до самой Белой Церкви, где вдовела ее старшая сестра. Семидесятилетняя Руденчиха собиралась соврать сестре Варваре, что пришла ради нее, чтобы подмогнуть в старости, все-таки той уже ближе к восьмидесяти, а Руденчиха, слава Богу, крепкая, до работы спорая, она еще самое то — принести и сделать. И баба шла быстро, ее босые пятки стукали по шляху вполне энергийно и, может даже, отдавались в центре земли.

Пуща-Водица дула ей в спину ветром недобрым, но чем дальше, тем дула слабее, и в этом положительная сила расстояния. В Киеве баба собиралась помолиться, для чего говела уже две недели, чтоб снять грех со своей души, но главное, с души тех, которые вытолкнули ее на дорогу. «Хай! — молилась Руденчиха. — Хай живуть!» Главное было — не думать про это все время. Про то, что она одна на дороге, в легком мешке у нее все, что у нее есть, и ей, как потом скажут ее правнуки совсем по другому поводу, нельзя ни шагу назад.

Руденчиха стучала по земле и мысли старалась отбирать исключительно местного значения. Вон та загогулина, что буковкой обзмеила овраг, пройдет — и дорога станет под гору, а там и Киев закрасуется так, что сердцу станет больно от красоты, и вот тогда она уже даст себе поплакать хоть и тихонько, но все-таки допуская к слезам тонкий голос, чтоб душе стало легче. От красоты можно и повыть в чистом поле, когда она сядет на землю и даст пяткам роздых.

2

Одновременно…