Новый Мир ( № 3 2002)

Минул год, и вслед за первым двухтомником Лидии Чуковской (см. рецензию Юрия Кублановского «При свете совести» — «Новый мир», 2000, № 9) пришел второй. В прошлогоднем помимо уже известной прозы, стихов, воспоминаний были впервые помещены сгруппированные по темам отрывки из дневников (о Симонове, Пастернаке, Бродском). Неосведомленному читателю могло показаться, что все основ­ное — опубликовано. Немногие знали: есть еще книга. И даже книги.

«В один прекрасный день я все долги отдам...» Так начиналось ее стихотворение 40-х годов. Кажется, такой день наступает, и не только для автора.

В августе 1984 года Лидия Корнеевна записала у себя в дневнике: «...„Прочерк” — самая мне дорогая книга — никому не будет нравиться. Потому что она не от искусства...» Эти слова приведены публикатором книги (дочерью, Еленой Чуковской) в главе-приложении, названной «После конца». Книга о муже, выдающемся физике-теоретике — Матвее Бронштейне, убитом в феврале 1938-го — Тридцать седьмым. «Главное, что я помню о нем, — это его отсутствие. Нестерпимое. Себя в его нестерпимом отсутствии... Оно определило мою судьбу до встречи с Матвеем Петровичем и в особенности после — после насильственного разлучения». Такое признание.

Книга писалась шестнадцать лет и не была закончена. Меня всегда смущало в разговорах о Л. К. Чуковской, что многие люди (это-де легко вычитывается из ее книг) считали Лидию Корнеевну — очень... понятной. Мол, правдоискательница, максималистка, воистину, как написал ей Пастернак, «представительница декабристов и Герцена в нашем веке». Все так — и не так. «Прочерк» — возможно, самая откровенная и неожиданная ее книга8. И самая, между прочим, мужественная. Я теперь думаю, что не открытые письма, не «Софья Петровна» (1939), не «Записки...» — возможно, для нее самой

подвигом,единственным долгом, второй в жизни (после детской в храме)

исповедью— была вот эта рукопись, которая «никому не будет нравиться».Теперь и к прозе, и к стихам, и к самой Чуковской, к ее судьбе как будто открыт пароль. Она не успела придать ему окончательную форму, но успе­ла получить несколько отзывов от самых близких.

А продолжалось то стихотворение 40-х так: «Все письма напишу, на все звонки отвечу, / Все дыры зачиню и все работы сдам — / И медленно пойду к тебе навстречу...» Мне кажется, что тем, кто уже полюбил автора этого двухтомника, «придется» полюбить еще одного человека. Другой читательской реакции я, честно говоря, не представляю.