Новый Мир ( № 3 2003)

А тут снова обо мне, из-за стоеросовой дурочки. Видите ли! Я оскорбил девицу?! А она, можа, и не девица вовсе, а просто дура! Дело-то было в чем? Долька сопровождала раненых, которых я вез в МСБ. Мороз!! Дорога была нелегкая... Можно сказать, на одном колесе ехали — попали в передрягу. Когда выбрались на безопасное место, что-то в машине испортилось. Стоим. Я на морозе вожусь в потрохах машины. Руки так окоченели, что пальцы ничего не чувствуют и не разгибаются, а тут еще, как на грех, мне сцать захотелось, ну нет терпенья! Но руки не действуют, не могу справиться с ширинкой... Я и позвал Дольку. Говорю: “Слышь, сестрица, будь другом — расстегни мне штаны и достань!.. А она говорит, что не понимает, о чем я прошу... Я, конечно, с матерком кричу: “Чего жа тута не понять! Не в штаны мне на морозе мочиться! Расстегивай мне ширинку и помоги! Руки у меня не действуют”. Она выпучила зенки: “Да как ты смеешь!” Тут я такой мат отпустил, что она помощь мне оказала... а когда приехали в МСБ, она и написала заявление на меня. Начался разбор... И смех и слезы! Долька настаивала на том, что я ее оскорбил. А я в свое оправдание сказал: “Придурок она, а не сестра милосердия, если считает оскорблением оказать помощь человеку в беде!” Посмеялись все партейные люди, опять призвали меня победить мат, но и мне и Дольке объявили благодарность за отлично выполненный рейс...

После этого рассказа Федор Иванович пошел обходить лагерь. Но еще раз в эту ночь зашел ко мне и пожаловался, что из-за малой грамоты не умеет написать душевное письмо своей Манюне (жене).

— Стою ли на посту, кручу ли баранку — думаю о доме, о Манюне. И так душевно слагаю в уме для нее письмо, даже слеза покажется, а начну писать на бумаге — дальше “здравствуй” и поклонов сродникам ничего не выходит. Вот погляди и скажи ты мне, что еще-то написать, чтобы душевно было! Так, как я чувствую!

И протягивает мне измятый листок с каракулями, жуткими ошибками.

Читаю: “Здравствуй, Манюня! Кланяется тебе твой мужик Федор Иванович Шушпанов. Кланяюсь всем сродникам (идет длинный перечень, можно предположить, что вся деревня — его сродники). Я живу хорошо, того и вам желаю. Как там наша корова?”

Я спрашиваю “Шушпаныча” (так его здесь называют):

— А Манюню-то свою любите?

— Скучаю! Свидеться хочется! Трудно ей там без хозяина в дому. Я ведь не очень ласковый был... а она така умильна... Это я здесь все понял... Вот ты и помоги мне написать по моему чувствованию.