Погожий осенний день 1943 года (месяц не помню) — встреча с Сергеем Михайловичем Морозовым, последняя встреча... Кто-то вызвал меня из операционной (в те дни не было раненых) и сказал, что меня просят выйти на “залагерную” дорогу — настил. Кто? Сообщивший или не знал кто, или умолчал? Умолчал, чтобы я не испугалась...
На дороге стоял С. М. Морозов. Моя первая мысль — о боже, неужели опять “пойдет в наступление”, — и я, заранее съежившаяся, остановилась. Он медленно направился ко мне, с удивительно доброй и грустной улыбкой. Вспоминая потом нашу встречу, я поняла, что мы оба боялись друг друга: я — его притязаний, он — моей этой боязни. И оба из-за своей боязни не приблизились на расстояние, позволяющее пожать друг другу руку. За все время разговора (собственно, говорил он) мы не двигались с места, стояли в напряжении, как две стороны, которым надо провести дипломатические переговоры... Поздоровались, произнеся одинаковое слово “здравствуйте”: он — с доброй, мягкой улыбкой, я, наверно, — с настороженностью.
— Сегодня меня не бойтесь! Я пришел, чтобы еще раз вас увидеть и попрощаться, вернее, получить ваше прощение, — грустно говорил С. М. Я почувствовала отчетливо, что его намерения действительно только такие. — Я знаю о вас все за то время, что мы не виделись. Я встречал ваше имя в дивизионной газете — храню вырезки... Я служил в соседней дивизии — этой же Восьмой армии.
Я молчала, придавленная его смирением.
— Я был ранен. Ампутирована нога (повыше щиколотки). В госпитале, где я лежал, познакомился с медсестричкой, очень похожей на вас, и именно поэтому... ЖЕНИЛСЯ на ней. Когда сделали протез, стал хлопотать о возвращении на фронт. Нелегко, но добился. И вот еду в свою часть, по пути решил завернуть сюда — поглядеть на вас. Теперь это будет понятнее вам, тоже узнавшей, что такое любовь... Я и это о вас знаю... У меня здесь оставался друг, и он все сообщал мне о вас... “Мой агент” незримо наблюдал за вами... а потому никаких неприятностей от этого моего поступка не было... А за все предыдущее мое поведение и причиненные вам мною огорчения прошу простить... — И С. М. низко поклонился, а когда выпрямился, его глаза влажно блестели...