Новый Мир ( № 3 2003)

— Ну и чего зырите, а? Чего вам надо от меня?

— Ничего не надо, просто так смотрим…

— А чего тогда дрожите? Замерзли, что ли?

— Нет, мы тебя боимся.

Или:

— Мы тебя хотим съесть…

Саша тут же с ужасом вспоминал слова Спасителя: “…ядите, сие есть Тело Мое… пийте... сия есть Кровь Моя Новаго Завета!”

Как же это могло быть? Нет, не понимал, как это можно есть живого, а мертвого…

О причине и обстоятельствах смерти Ивана Васильевича Игнатьева, известного в Петербурге под именем коверного клоуна Антонио, практически ничего не было известно. Рассказывали, что после одного из представлений он пришел к себе в гримерную, сел перед зеркалом и просто перерезал горло бритвой!

Зачем он сделал это, не знал никто. О нем вообще мало что было известно: кажется, жил недалеко от цирка Чинизелли близ Пантелеймонова моста с престарелой и больной матерью и великовозрастной сестрой, которая довольно часто посещала представления своего брата, специально садилась в первом ряду, чтобы во время его избиения другим клоуном по имени Алессандро он мог, перевалившись через обшитое залоснившимся, давно вытертым велюром ограждение манежа рухнуть ей на колени и здесь впасть в полнейшую прострацию.

Однажды к ней на колени упал абсолютно пьяный господин, назвавшийся известным писателем Куприным. Но правда ли это была — вот в чем вопрос.

Это все, что было известно об Антонио. Ведь даже его настоящее имя — Иван Васильевич Игнатьев — многие узнали только после его смерти.

Сел перед зеркалом и увидел свое лицо, по которому стекал грим.

Господи, почему же все так вышло-то по-дурацки? Да просто последний месяц в городе стояла нестерпимая, одуряющая жара. Казалось, что все небо расплавилось в розовом каустичном мареве, вскипело, пожухло, а когда носатый, с ватными припудренными пейсами повар прибежал и попытался залить его ржавой водой с кислым металлическим привкусом, то уже было поздно. Небо свернулось и потрескалось.

Небо свернулось и превратилось во власяницу.

Небо отражалось в огромном чане для варки то ли овощей, то ли кухонного белья.

Это была хотя и не прозрачная, не глинистая, но зато освященная еще на Крещение вода.

Повар пробовал эту воду и находил ее весьма вкусной.