Новый Мир ( № 3 2005)

Экзамен. Накал страстей. Все в толстые книжки уткнулись от страха (вот уж действительно бесполезное занятие — перед смертью не надышишься). В самый разгар заявляется Юра:

— Что главное при сдаче экзамена? — Здесь он ехидно держит паузу и расстреливает группу взглядом. — При сдаче экзамена главное — не забыть зачетку! — И дверь на себя без очереди, с видом, как будто он пришел не сдавать экзамен, а принимать.

Я по мальчишеской наивности, а скорее зависти видел в нем везучего дурака — до тех пор, пока не оказался с Беловым на зачете за одной партой.

Зачет по русской культуре принимал профессор Минц. Старый коммунист, совершенно непробиваемый жалобами девушек на увеличение живота. Парней Минц вообще ненавидел. О взятке не могло быть и речи.

Когда уже полгруппы понуро рассматривало дырку от бублика вместо записи “зачтено”, Белов вошел в аудиторию в своем самом парадном кремовом костюме и в галстуке с золоченой булавкой. Вообще он одевался крайне элегантно (не столько дорого, а именно элегантно), особенно в дни экзаменов и трудных зачетов — по принципу “экзамен для меня всегда праздник”.

Сначала Белов рассказал все, что знал о “Повести временных лет”. А знал он, что таковая была и являлась первой русской летописью. Но Юра вывел эту мысль на оперативный простор, вплоть до корпения бедных писцов под страхом смерти в монастырях.

Я слушал, и мрачные кельи с монахами, гробящими зрение ради русской истории, стояли у меня перед глазами.

— А в каком веке появилась “Повесть временных лет”?

Белов ничуть не смутился:

— В десятом.

Сморщенные глазки Минца широко открылись (этот преподаватель никогда не говорил “неправильно” — только слушал, задавал вопрос, а потом оценивал).

— А письменность на Руси в каком столетии возникла... кхе-кхе?

— Тоже в десятом.

По новейшей концепции Белова получалось, что русичи, едва научившись писать, тут же задумались о потомках и засели за летописи, не жалея сил, под руководством Нестора.

Вторым вопросом у Белова значилось древнерусское зодчество. Кто-то ему подсунул шпору с неразборчивым девичьим почерком и сокращениями. И он начал живописать зодчество...

— Что это за закомарники? — не выдержал удивленный профессор. За пятьдесят лет карьеры он услышал новый научный термин (а речь шла о закомарах — это такие полукруглые завершения стен под сводами храма, просто Белов так разобрал

“закомар.”в шпоре).

— Может, накомарники? — брюзжит Минц.

— Может, и накомарники. —В шпоре-то неразборчиво написано.

— А может, это от комаров?