Новый Мир ( № 3 2005)

Это, впрочем, соображения общие, справедливые для рассказа вообще. Шкловский пишет вовсе не рассказы вообще, его голос узнается немедленно и безошибочно. Лишь на первый взгляд кажется, что писатель движется по руслу российской реалистической традиции. Конечно, герои Шкловского — это, что называется, наши соседи, и автор явно рассчитывает на эффект узнавания и описывает своих персонажей так, что кажется: где-то мы их несомненно встречали — в лифте, в очереди, в метро, на дорожке дачного поселка, в загородном пансионате.

Чем-то все эти люди заняты, каким-то своим копошением: гуляют по воскресеньям в Замоскворечье (“Прогулки”), часами рассматривают в зеркало свой неправильный прикус (“Гений красоты”), обожают известного певца и не пропускают ни одного его выступления по телевизору (“Вестник”), флиртуют на работе и встречаются после нее (“Омут”), отбивают девушек у лучших друзей (“Цепь”), страшатся, что близкие наведут порчу и сживут со света (“Порча”), ходят по вечерам в парк и танцуют, невзирая на преклонный возраст (“Музыка над городом”), стареют, страдают от собственной оставленности, умирают. На этом Шкловский покидает реалистическое русло и начинает двигаться совсем в ином направлении, в иные дали, блуждание по которым и придает его рассказам неповторимость.

У большей части героев Шкловского, вполне в постмодернистском духе, отсутствуют полноценные имена, представляя их, автор ограничивается безликими инициалами — Р. Ю., С. В., Т. Т., Б., П., Р., Н. или просто — брат, мать, отец, опять же сосед, писатель, полковник, приятель… Люди-функции, люди без лиц — как правило, нам ничего не сообщается о цвете их глаз, волос, покрое пальто, походке, жестах. Королева реалистического рассказа, внешняя деталь (тот же пресловутый осколок бутылочного стекла, отразивший луну), вдруг озаряющая и героя, и окружающее его пространство, в “Фата-моргане” повержена и тонет — в тягомотине повседневности, пустоте и стертости. Повседневность здесь лишена ярких примет времени — никаких тебе политических аллюзий, крикливых рекламных слоганов, ухмыляющихся в евроинтерьере братков — усредненные люди, живущие тихо-тихо, в усредненном мире и как будто вне времени.