В комнате все было как обычно: алкоголь, страдания по гитаре, ржание до потолка. Миша опять дулся на Анжелу, она опять его провоцировала. Спать улеглись теснейше на полу, Олега кололо сомнительное одеяло, и в оглушительной темноте долго еще затухающе разговаривали, забавлялись пошлостями и страшными историями, которыми никого уже не напугать. Подсвечивали комнату пейджерами...
Олег, тяжелый, с токсичными выдохами, проваливался в никуда, проваливался и возвращался. Раз включили свет. Анжела попросила воды. Миша откидывал одеяло и ходил с кружкой, и нельзя было не увидеть сквозь электрическую резь, что у него стоит. Значит, игры под одеялом уже начались. (Тогда же Олег впервые увидел обнаженную Анжелу: она храбро легла без футболки; раньше он замечал только, что ее грудь иногда слишком свободна под лифчиком, а потому бывает видна в вырез; этим маленькая грудь и очаровывала.) Снова провал в алкогольную черноту, а потом Олег окончательно очнулся от того, что кто-то тихо всхлипывал не во сне. Спустя время разглядел, что Анжела сидит на их многолюдном лежбище, сгорбившись, и тихонько плачет. Миша лежал недвижимо и скорбно, как покойник.
— Я могу сейчас уехать отсюда на чем-нибудь? — Она не стеснялась, спросила в полный голос.
— Нет, — последовало ледяное.
— Можно, — зло возразила Анжела. — На тачке, за минет. — Она помолчала. — Ладно, устроили тут театр юного зрителя... Все равно никто не спит, все слушают...
Она легла. “Господи, да дадут мне поспать!” — прошептал Олег.
Второй раз он проснулся — непонятно, сколько времени прошло, — от оглушительных хлюпаний и чавканий под самым боком. Они делали это так мощно, что едва ли не раскачали всех окружающих. Олег почти не возбудился, но ему казалось, что его сердце порой стучит громче всего этого яростного любовного шторма. Он догадывался, что ритмичные шумные выдохи — это Миша, и усиление этих выдохов (только и всего) означает финал. Потом на Анжелу накатила внезапная волна нежности, если верить ее шепоту “Тебе было хорошо?”... “Есть тряпка, полотенце, там, чтобы вытереть?” — “Погоди, вот пододеяльник...”
В глубокие зимние сутки светает поздно. Этой ночью в колючем бреду одеяла Олег то дремал, то просыпался и догадывался, что они тоже не спят. Ворочаются оба. Пальцем ноги трогают шкаф.