Новый Мир ( № 3 2011)

Германофильство Марины Цветаевой было столь хорошо известно, что Нина Берберова, узнав о ее самоубийстве, злобно бросила: «Как тут не повеситься, если любимая Германия бьет бомбами по любимой Москве…»[103]. В 1940-м и даже 1941-м юный Мур восхищался военной мощью Германии: «Немцы замечательно воюют»[104], «немцы быстро и блестяще ведут военные операции»

[105], «немцы здорово воюют»[106]. «В сущности, они замечательные. Что-что, а драться, вести войну и наступать они умеют»[107]

. Так Георгий отмечает победы нацистской Германии над Францией и советской Россией. Впрочем, эта легкомысленная симпатия к врагу не подкреплялась сколько-нибудь серьезным интересом к Германии, немецкой истории и культуре. В чтении Мура, без­условно, доминируют французы, за ними идут русские и англичане. Немецкие книги на страницах дневника упоминаются редко, как и немецкая музыка. Со временем следы германофильства вовсе исчезают из дневников и писем Мура. Прочитав и оценив «Изгнание» Леона Фейхтвангера, Мур все-таки упрекает писателя: «По-немецки ограничен, неповоротлив»[108].

Нет, «общность крови» решительно никак не влияет на национальную идентичность. Мур более всего был привязан к французам, с которыми его связывала культура, но не происхождение.

Отвергнув теорию о «кровных узах», якобы создающих национальное единство, следует отвергнуть и теорию о свободном и осознанном выборе национальности. Георгий Эфрон пусть и под влиянием родителей, но все-таки свой выбор сделал — попытался стать русским. Более того, Мур приехал в Москву, обладая развитым самосознанием, которое можно назвать столь же «русским», сколь и «советским». Уже в 1941-м он определял свою принадлежность не иначе, как одновременно французскую и русскую: «Я русский по происхождению и француз по детству и образованию»

[109]. Более того, до конца дней он сохранял остатки русского самосознания. В дневниковых записях 1940 — 1943-го о русских он пишет то во множественном числе первого лица («мы»), то во множественном числе третьего лица («они»). Восьмого ноября 1941-го Мур пишет: «Держимся мы сейчас у Москвы»[110], а спустя два дня бросает мимоходом: «Как говорят русские»[111]

. В феврале 1943-го Мур рассуждает о результатах англо-американских переговоров  в Касабланке: «Должны же они начать действия, облегчающие русских»[112], а в июле того же года пишет, что немцы продолжают «ожесточенно штурмовать наши позиции» под Белгородом[113]. Как же после этого судить о самосознании Мура? Кто он? Полурусский или полуфранцуз?