Новый Мир ( № 5 2008)

ничего совсем словно дудка пуста-пуста

сосчитай на мне сколько нот уложить до ста

и скрипичным укрой замком

а потом скажи за кого мне его стебать

притворяться голой, стишки ворошить стопой,

говорить с Тобой, договариваться с Тобой,

договаривать за Тебя

 

*     *

    *

в какое все-таки ненадежное — в человека

чуть что грозящее, что уйдет

чуть что уходящее дальше чем не вернуться

чуть что возвращающееся к бывшим

разнообразные пепелища

любящее тем больше, чем дальше в лес

каким все-таки ненадежным — человеком

чуть что решающим, что ничего не будет

чуть что говорящим одно плохое

другому плохому

чуть что умирающим, от всего больным

слабеющим от всего живого

не уходящего вслед за ним

какая все-таки ненасытная эта входит

ворожит на костях, ворошит изнутри прожилки

становится, растворяется, мелко дышит,

живет, чем бы там ее ни кормили

не умирает, не умирает, не оставляет

ни на минуту, ни на минуту, где бы ты ни был

любовь какая-то

боль какая-то головная

какая-то смерть

безголовая

полная дура

еле видная на просвет

 

*     *

    *

позвонить тебе среди ночи сказать спаси

бо не имем радости вот такие мы гой-еси

ибо все у нас хорошо только нету сил

никаких совсем

как мы путаемся у тебя в телефоне, один-другой

провода твои выгибают хребты дугой

только в ус не дует твоя перелетная голь

занята другим

или просто так например устал говорить

среди ночи помехи гуще и чаще ритм

вдохов-выдохов и кроватей послушный хрип

перекуса полночный хруп

или просто не дозвонились еще тогда

провода не вытянули невидимые провода

это остров, бабка, вокруг сплошная вода

боль сплошная, не слышная никуда

не ведомая ни в кого

Макамоны

Лорченков Владимир Владимирович родился в 1979 году в Кишиневе, закончил факультет журналистики Молдавского государственного университета. Печатался в журналах “Новый мир”, “Знамя”. Лауреат премии “Дебют”, “Русской премии”. Живет в Кишиневе.

 

— Мооз, — говорит он.

— Мороз? — повторяю я.

— Да, Мооз, — втолковывает он.

— Мороз? Дед Мороз? — начинаю понимать я.

— Деда Мооз, — улыбается он из маленькой ванной.

Зубов у него пока еще двадцать, им у него во рту не тесно, поэтому между ними щели. От этого улыбка выглядит очень открытой.

— Хорошо улыбаешься, — говорю я.

— Мооз, — напоминает он.

— Мороз, — киваю я.

— Деда Мооз, — мечтает он.

— Да, — обещаю я. — Дед Мороз. Придет.

— Пидет.

— Придет. На Новый год. Обязательно.

— Игусики, — улыбается он.

— Игрушки, — подтверждаю я. — Принесет игрушек. Много.

— И соник! — кричит он, смеясь.

— И слоник, — говорю я, недоумевая, откуда у Мороза в свите слон.

— Мооз, — снова говорит он.