Новый Мир ( № 5 2009)

[1]Интересно это сравнить с «Новейшей историей средневековья» Бориса Херсон­ского, где умиление оказывается в клинче со скепсисом.

[2]

См. в кн.:  Н и к о л а е в а   О л е с я. Православие и свобода. М., 2002.

[3]Любопытствующих отсылаю  к книге С. С. Аверинцева «Риторика и истоки европейской литературной традиции»  (М., 1996).

[4]

Д. Бак уверен в желании поэтессы быть услышанной «не единомышленниками и почитателями, а людьми, мыслящими совершенно иначе». Оно хорошо бы, но беда в том, что «иначе мыслящие», как правило, не приобщены к ее источникам. Трудно понять строку «И творит Господь Себе детей из камней», если не знать, что, согласно священным текстам, Бог обещает сотворить себе «детей Авраамовых» из камней-язычников взамен жестоковыйных и отпавших кровных потомков Авраама, и крещеная Русь — в числе этих «камней». А «кость к кости и сустав к суставу» — почти дословно воспроизведенное пророчество Иезекииля о восстании из мертвых дома Израилева, перенесенное здесь от имени Всевышнего на народ русский — «Мой народ» (отрывок из Иезекииля  знаком каждому члену Церкви, даже и не открывающему Библии, ибо он  торжественно читается в храме в конце Страстной недели). В XIX веке такие пояснения не потребовались бы даже «мыслящим иначе» вольнодумцам и матерьялистам, ибо это входило в культурный багаж образованного сословия. Теперь же, боюсь, другое время. 

 

 

Время собирать камни

Арсений Ровинский. Зимние Олимпийские игры. М., «Икар», 2008, 84 стр.

 

Давайте начнем с очевидного, потому что остальное будет слишком неочевидно.

Арсений Ровинский несомненно, состоявшийся самобытный поэт, очень хорошо понимающий, что он хочет сделать и что делает. Если попробовать как-то его отклассифицировать как некий вид животного отнести к некоторому классу, не посягая на уникальность вида, то это линия Мандельштама, то есть столбовая линия русской поэзии. Предельно сжатое, как бы заархивированное письмо с очень длинными шагами от слова к слову, от ассоциации к следующей. Очень гордое письмо, откровенно пренебрегающее наивным читателем и его трогательными ожиданиями.

Конечно, это эпос в том смысле, что не лирика. Если еще уточнить в том строгом смысле, что Арсений Ровинский отдает себе отчет в существовании вещей, превосходящих чувствилище автора, и не делает кумира из своих переживаний.