Новый Мир ( № 5 2011)

Иногда на закате они, не сговариваясь, садятся бок о бок где-нибудь на склонах и подолгу смотрят в сторону моря. Неподвижные взгляды, застывшие позы, отрывистое, под порывами ветра, шуршание прислоненного к его бедру кулька, шевеление ее седых распущенных волос, которые с безжизненной легкостью приподнимаются, чтобы опять опуститься на плечи, — все это делает их похожими на кукол.

Время от времени она, то ли на что-то обидевшись, то ли утомившись его болтовней, исчезает, но каждый раз возвращается и опять, нахмурившись, ковыляет за ним по жарким улицам. Теряев смеется. Ее исчезновения и появления всегда неожиданны, даже внезапны. Случаются фокусы и почище. Вот она, хныча, отстает, просит его идти помедленнее, а уже в следующее мгновение оказывается на полквартала впереди. У Теряева и на это есть объяснение, но пока пусть. Пусть тешится.

Между тем он быстро осваивает науку бомжевания. Деловито заглядывает в мусорные контейнеры, с благодарностью принимает все, что ни подадут сердобольные прохожие. Мнение Теряевой на этот счет его не интересует.

Наконец, однажды утром, проснувшись, он вдруг решает ехать. Какая-то последняя нить, связывавшая его с этой жизнью, ночью, во сне, оборвалась.

Теперь надо только дождаться, пока спадет жара. Тогда он доберется до объездной, встанет на обочине, поднимет руку и — в путь. Он будет распахивать двери подваливающих грузовиков и, как в молодости, кричать в кабины: “По трассе! Денег нет!” Он еще не настолько обтрепался и замусолился, чтобы его с ходу принимали за бомжа. К тому же и возраст должен вызывать доверие у водителей. Отчего бы не подбросить мужичка? Расплачиваться будет рассказами, с этим у него все в порядке.

Сначала строго на север, а потом будет видно. Главное, подальше себя зашвырнуть. А там уж как сложится. Как-то же оно сложится. Есть вокзалы, приюты, монастыри, добрые люди, наконец…

Определившись, он радостно, полной грудью вздыхает и натыкается на взгляд Теряевой. Ни разу за всю их долгую жизнь он не видел такой злобной усмешки. В ответ у него невольно вырывается: “Ну что, чучело? Ты хоть знаешь, что тебя вообще не существует?” Прозвучавшие слова его же самого на мгновение вгоняют в панику: что это было? Он произнес действительно пришедшее ему на ум или же только прочел увиденное в ее глазах?

Теряев отворачивается и долго, не отрываясь, смотрит на это ненавистное, ненавистное, ненавистное, ненавистное море. Чтобы, не дай бог, не заскучать по нему когда-нибудь в будущем.

Театральное