Новый Мир ( № 6 2005)

Забавно, что в состоящем из четырех эссеев сборничке Гандлевского один текст посвящен как раз доказательству преимуществ вымысла перед смежными жанрами, обходящимися без “магического кристалла”. “Взглянуть на реальные события с расстояния вымысла и увидеть их в истинном свете” — вот задача и привлекательная возможность для гения. Не стану спорить. Еще Владимир Вейдле в “Умирании искусства” сетовал на оскудение вымысла как на признак этого самого умирания. Но думаю, и он бы предпочел испорченному “кристаллу”, худо пропускающему свет, непринужденные речи умного, памятливого и неторопливого собеседника, каковым и является эссеист. Без навязчивости завладеть нашим вниманием и вести его по непредсказуемой дорожке ассоциаций и припоминаний, подспудно назначая свою цену каким-то главнейшим в жизни вещам, — таков путь сочинителя эссе.

У Гандлевского это получается. Однако погоду в книжке делает заключительное размышление, уклоняющееся от эссеистики в сторону литературного анализа. “Странно сближаются” в нем “Лолита” Набокова и дилогия Ильфа и Петрова. Загадочный повод дал сам Набоков, с редкой для него щедростью нахваливавший соавторов. Гандлевский обнаруживает массу перекличек, вплоть до заимствований со стороны русского американца. Натяжки, конечно, неминуемы, но в существенном он убедителен. Сходство “литературной оптики” (сюда следовало бы еще добавить и Юрия Олешу) таково, что встает вопрос, так ли уж эксклюзивно и небывало прославленное набоковское зрение, не обскакали тут ли его советские сатирики-юмористы.

Но это еще не самое главное. Читая то, что в книжке предшествует ее финальному “гвоздю”, я было подумала, что просто имею дело с неплохими наполнителями объема, нужными для того, чтобы могла состояться книжная публикация парадоксальной гипотезы. Но, дочитав до конца, поняла, что все срифмовалось. Воспоминания о выдуманной в диссидентских грезах идеальной Америке (“примерно так же <…> наверняка не от хорошей жизни, выдумали западные интеллектуалы Советский Союз — страну рабочих и крестьян”), рассуждения о свалившейся “сверху” свободе, которая вовсе “не сладка”, а “вообще не имеет цвета, вкуса и запаха, поскольку принципиальнобессодержательна”, — все это отличная преамбула к выводу из “странного сближения” двух литературных миров: “Пафос Ильфа и Петрова — глумление над мещанским и топорно-энтузиастическим СССР; пафос Набокова — глумление над мещанскими и топорно-энтузиастическими США”.