Таков был, в предельно сжатом изложении, круг идей, внезапно обнаруживших свою действенность и огромную разрушительную силу. Надо, конечно, брать в расчет и другие факторы, вызвавшие к жизни культурную революцию. Эстетические: рок-культуру, например. И даже религиозные: некоторые авторы сочли, что эмоциональный накал конца 60-х отдельными чертами напоминает периодически повторявшиеся в истории протестантской Америки религиозные «оживления», revivals (хотя, по другим признакам, больше в нем было от «весны священной»)
[4]. И все же решающим фактором на пути человечества всегда оказывается слово; так произошло и в этом случае.Даром что слово, о котором идет речь, — не питательное, такое, о каком говорят, что оно «сушит ум», и высушенностью своей напоминающее позднюю схоластику. Наличие некоторых интересных подробностей преимущественно технического характера (особенно в работах Фуко) не может скрыть того факта, что вся эта марксистско-фрейдистско-фукоистская «новь» есть попытка заклясть пустоту, заговорить ее средствами хитросплетения словес. Этим она, вероятно, и «купила» своих читателей. И еще тем, что выразила общепонятную в наши времена «спекуляцию на понижение», как ее назвал Б. П. Вышеславцев, предполагающую взгляд на мир «снизу», и только «снизу».
Неомарксисты не выдвинули никакого идеала, к которому стоило бы править путь. Или, точнее, они определили этот идеал чисто негативно. «Правильная жизнь, — писал Адорно, — возможна сегодня прежде всего в виде сопротивления разгадываемым прогрессирующим сознанием и критически разоблачаемым им формам неправильной жизни»
[5]; и это будет верно также и завтра и послезавтра. Маркузе нацеливал на создание такого общества, «которое не было бы бесчеловечным», не считая нужным уточнять, в чем, собственно, состоят критерии человечности; к тому же сомневался, что «небесчеловечное» общество вообще может появиться на свет. Фуко говорил, что не знает, какое общество надо строить, знает только, что оно должно быть «нефашистским». Одни только определения через отрицания.Но так они, по крайней мере, разрешили противоречие, свойственное Марксу, который то обещал «в коммуне остановку», если воспользоваться словами популярной песни, то видел впереди безостановочную перманентную революцию (термин, впервые употребленный именно Марксом, а отнюдь не Троцким).