Новый Мир ( № 6 2011)

Не наше, желтое, —

Оранжевое, как мини-бикини,

В волнах резвятся дурные дельфины,

Волна надвигается с грохотом грома

Останавливается возле их дома.

И затихает.

Синяя, словно глаза.

Они уплыли.

На синем ките.

Кита звать Костя.

Кстати, если он встанет на хвост —

Довольно высокого роста.

*     *

 *

Специальным приказом

Нового губернатора

Штата Калифорния

Введена высшая мера наказания

Суд Дэвида Линча

Толпы кинематографистов

Ловят зрителя

Окунают в чан с карамельным сиропом

Вываливают в синтетических перьях

И поднимают на шест

Уже было три воскресения

Из не очень живых

Мир изменился

Наш полный метр

Теперь не любовь, погоня и драка

Нудная жвачка

Плохих диалогов

И продакт-плейсмент

На макроплане

На мокром плане

Твоих глаз

И самое нежное

Титры в конце

Срежут редакторы телеканала

Оставив только

THE END.

Или END.

Если картина попроще.

Неистовый Орланд

Лудовико Ариосто

(1474 — 1533)

*

НЕИСТОВЫЙ ОРЛАНД

Перевод с итальянского и предисловие Евгения Солоновича

В истории мировой литературы имя Лудовико Ариосто затерялось бы среди не одного десятка достаточно громких имен, если бы не его великая поэма. В числе тех, кто отдал в России дань восхищения Ариосто, — Батюшков, Пушкин и Мандельштам, для которых герой знаменитой рыцарской поэмы именно Орланд, Орландо, итальянец, «перекрещенный» несколькими поколениями наших литературоведов и переводчиков в Роланда под влиянием французской «Песни о Роланде».

Лицеисту Пушкину Ариосто подсказал замысел и некоторые эпизоды «Руслана и Людмилы», а в 1826 году Пушкин не смог удержаться от искушения перевести отрывок из XXIII песни «Неистового Орланда» («Пред рыцарем блестит водами / Ручей прозрачнее стекла…»).

Но, пожалуй, никто из русских поэтов не проявил себя таким знатоком величайшего из классиков Высокого Возрождения, как Осип Мандельштам. Для не прочитавших «Неистового Орланда» насквозь мандельштамовское стихотворение «Ариост» полно загадок. Уже в начальной строфе стихотворения — три переклички с «Орландом». Написать «Любезный Ариост немножечко охрип» мог только тот, кто знал, помнил заключительное двустишие четырнадцатой песни Ариостовой поэмы: «Но я охрип — и до другого раза / Отложим продолжение рассказа» [1] .

А строка «Он наслаждается перечисленьем рыб» вместила в себя не двустишие, но целую октаву из шестой песни поэмы:

К земле дельфины стаями и врозь

Спешат, султанки, сальпы, кашалоты,

Без тучного тунца не обошлось,

Плывет тюлень, очнувшись от дремоты,

Сциена-ворон, пилонос, лосось,

Быстрее плыть — важнее нет заботы,

И над водой косатки и киты

Вздымают непомерные хребты.