Новый Мир ( № 6 2011)

В 1921 году Варвара Григорьевна поселилась в Сергиевом Посаде, где в это же время жили Флоренские, Фаворские, Мансуровы и многие другие, — всех между собой связывали дружеские отношения. В. Г. Мирович преподавала в педагогическом техникуме. Жили они вместе с младшей подругой и дальней родственницей Ольгой Бессарабовой (после выхода замуж за известного историка С. Б. Веселовского она стала Веселовской). Из дневников Ольги, которые та вела с юных лет по совету Варвары Григорьевны, мы узнаем об их общей жизни в семействе Добровых, где рос Даниил Андреев, о кружке «Радость», о котором говорилось выше, где собирались талантливые московские девочки5. Стоит сказать, что без Ольги Бессарабовой и ее дневников не были бы найдены дневники В. Г. Мирович, а именно — записи за 1934 — 1935, 1938, 1945 и 1946 годы. Отрывки эти были столь интересны, что захотелось найти целое, то есть подлинники дневников. После некоторых поисков выяснилось, что весь корпус дневников хранился в доме скульптора и художника Дмитрия Шаховского, который был крестным сыном Варвары Григорьевны Мирович. Через несколько месяцев дневники перешли в архив Музея Цветаевой. В них 179 тетрадей. Это несколько архивных ящиков. Здесь представлены лишь некоторые страницы из них, ибо работа над полной расшифровкой и подготовкой текста еще продолжается.

1 В кн.: Б а р а н о в а-Ш е с т о в а Н. Жизнь Льва Шестова. Т. 1. Париж, 1983, стр. 20.

2 Там же, стр. 24.

st1:metricconverter productid="3 М" w:st="on"

3 М /st1:metricconverter а л а х и е в а-М и р о в и ч  В. Г. Монастырское. М., «Костры», 1923. (Обложка М. Фаворской.)

4 Свои записки «В Ясной Поляне» она опубликовала в журнале «Русская мысль» (1911, № 1) и в «Сборнике воспоминаний о Л. Н. Толстом» (М., 1911).

5 Дневники эти уже напечатаны в издательстве «Эллис Лак». Книга называется

«М. Цветаева — Б. Бессарабов. Хроника 1921 года. Дневники Ольги Бессарабовой. 1915 — 1925» (М., 2010).

sub 1930 /sub

27 июня

Покойная сестра моя1 перед тем, как заболеть психически (в последние свои здоровые годы жила в большом напряжении богоискания), говорила однажды: «Каждый сумел бы написать „свой” апокалипсис, если бы умел удалиться на Патмос с разъезженных дорог».

У нее была полоса мрачного безверия. Во время одного припадка она повторяла в отчаянии: «Если бы был Бог! Хоть бы какой-нибудь Бог!» Потом, перед тем как совсем погас в ней разум, уже в больнице, на несколько дней она засветилась таким светом, что совсем не мистически настроенная фельд­шерица говорила мне: «Я никогда не видела больных в таком сиянии». В этом сиянии я видела ее несколько раз. Лицо было светящегося белого цвета (как просвечивает белый абажур на лампе). Из глаз шли снопы лучей. «Подойди ко мне, — сказала она, — я скажу тебе очень важное. Для тебя. Не думай, что я больна. Я была больна. Во мне была тьма. То, что называют дьявол. А теперь во мне Бог». И через минутку просветленно-торжественное лицо ее вдруг потускнело, изменилось до неузнаваемости, и резким движением она схватилась за цепочку на моей груди, как будто хотела задушить меня ею. Тут вошла надзирательница и увела ее.