Новый мир. № 7, 2003

Весь я — цветной, земляной, человечий,Выйдет, что создан я, как поглядишь,Слушать дождей полусонные речи,Видеть сияние окон и крыш.Дома сижу — сколько песен упрямых,Выйду — навстречу поток грозовойЮбок, бумажек и кленов — тех самых,Возле которых гулял я с тобой.Самое злое — не жестче крапивы,А и крапива у кухни — мое.Я ль не богатый и я ль не счастливый?Вот я и славлю свое бытие.Только порой (что за странное свойство

Душ человеческих), только поройОдолевает меня беспокойство,Словно, природа, я пасынок твой.Что мне с того, что оно голубое?И голубой пустотой не прельстишь.Но мироздание — место глухое,Не перепрыгнешь, не перекричишь.

Апрель 1925.

* * *

Ты скажи, что он бедно и сумрачно жил,Что он много трудился и много любил,Сквозь вагонные стекла смотрел на закат,Как деревья пылают, как степи горят,

Что он вскакивал ночью, к тревоге жильцов,Просыпаясь от гама и клекота снов,Что он гладил тебя по густым волосам,По щекам, по вискам, по горячим губам.Да прибавь, что, болея, он в крыши смотрел,Что он долго, тоскливо и тяжко старел,Умирая, у нас не просил ничего,Не просил ничего, не простил ничего.

Сентябрь 1928.

* * *

Г. Куклину.

Холмы. Ольха, ольха, ольха,Горячий тих откос,

Земля песчанна и суха,И воздух полон ос.Трепещет лист, играет теньИ ловит простеца,И даже паутину леньУже снимать с лица.А ветер грянет на ольхуИ ну плескать листвой,Как будто озеро вверхуШумит над головой.Ох, этих знойных вихрей злость!Ох, эта тяжесть дня!Я пуст, я выветрен насквозь,

И нет во мне меня.Теперь я ломок и хрустящ,Как прошлогодний сук,Я как земля, как пыль, как хрящПесчанен, тих и сух.

Октябрь 1930.

Закат

Казалось, все забыл и бросил навсегда,А глядь, опять душа волнением согрета,Вновь тучки алые зовут меня. — Куда?Вновь кличут в дальний край. — А где он? — Нет ответа.

Лето 1937.

* * *