Новый Мир ( № 7 2004)

Бахыт Кенжеев.Гроза над Средней Азией. — “Знамя”, 2004, № 4.

Уйдет, неласковая, сквозь долгую зевоту

долдоня — музыке наперерез —

перевранное пушкинское “что-то

мне грустно, бес”,

и пораженческая страсть немытою гадалкой

воспламенит воображение, бубня

о Лао-цзы, и друг лысеющий в тусовке жалкой

чурается меня.

................................................

…И если на место “друга” подходит, пожалуй, не один сотоварищ, “чурающийся” “бахытика” (как он сам назвал себя в одном из уже давних стихов), так и не освоившегонабоковскуюбуржуазность поведения и “правильную”

манеру держать себяв публичном “литературном сообществе”,— то уж “учитель бедный” в последней строфе не имеет “выбора кандидатов”. “А уж если пить учил, то — повышая градус, / схитрить, вильнуть — но только не уплачивая в срок / унылым мытарем на скорбь, огонь и радость / исчисленный налог”. Это — о поэте и философе Александре Сопровском, чье великолепное эссе о Книге Иова было однажды напечатано в нашем журнале.

Леонид Костюков.Путешествие из Петербурга в “Москву”. — “Арион”, 2004, № 1.

“Всерьез говоря о Петербурге, надо наполовину говорить о Москве. Но не как о равноценной альтернативе, а, скорее, как об искушении, как о мифе

(курсив автора. —П. К.). Зададимся нелепым вопросом: а есть ли в Москве Петербург? Дворы-колодцы, узкие каналы, горбатые мостики, львы перед подъездами? Гость столицы сомневается, опытный москвич размеренно кивает:найдутся. Точно так же есть и люди (поэты — в том числе), ведущие немосковский образ жизни. <…> Поэтому, в частности, нелепо переезжать из Москвы в Питер. У нас все есть. Вообще,москвич не эмигрирует— в том смысле, что москвич-эмигрант перестает считать себя москвичом. Петербуржец эмигрирует”.

Мария Котова, Олег Лекманов.Плешивый щеголь (из комментария к памфлетному мемуарному роману В. Катаева “Алмазный мой венец”). — “Вопросы литературы”, 2004, № 2, март — апрель.

Замечательно написанное исследование, или, пользуясь приведенным в тексте определением Б. Я. Бухштаба, — “литературоведческое расследование”, освежающее и сам катаевский текст, и сложившееся отношение к нему — как широкой публики, так и профессионалов.

“Медленное чтение романа и тщательное сличение его текста с мемуарными источниками и документами эпохи позволяют со всей ответственностью утверждать: в произведении Катаева нетни одного(sic! —П. К.) полностью вымышленного эпизода. Даже самые малодостоверные на первый взгляд сюжетные линии „Венца” в итоге выдерживают проверку на подлинность”.