Новый Мир ( № 8 2008)

Появление Сатаны на серединном отрезке пути, в “точке отсчета”, наиболее ожидаемо: “Вдруг на дороге возникает темная фигура — то ли в плаще, то ли в черной шинели, — бежит, в свете фар мелькнуло бледное лицо”. Удивительно, как легко, без заметного напряжения удается Зоберну интеллектуализировать свой “простой” текст; как грамотно он перемежает лексические пласты слов с разной стилистической маркировкой; как незаметно вытягивает жизни своих героев в почти несгибаемые линии судьбы; с какой деликатностью воспроизводит канонические христианские истории и ситуации, отливая их в незамысловатые бытовые сюжеты; как невозмутимо угадывает притчу в современной жизни человеческой.

Сюжеты книги большей частью изображают потухание героя-романтика внутри обычной жизни. Проза Зоберна демонстрирует именно это: жизнь жизни рознь. Сущность его героя — всегда собственно геройская, романтическая — это боец. Он постоянно ждет от жизни большего, от любви — невероятного, от дружбы — настоящего. Но жизнь вокруг — это обычное существование, не слишком хорошее, не слишком плохое и никогда не исключительное. Такая жизнь герою скучна, и он реагирует на нее, затягивая себя пленкой, погружаясь в сон. Настоящая жизнь для зоберновского героя-бойца — это война. Потому погибший командир Корсаков, бежавший перед смертью в атаку, для Генки Родина живой, а “незнакомый мужик с дачной рожей”, приведенный пьяной матерью на ночь, — мертвец (“Утро Родина”).

Когда “больше нет сил” (ни душевных, ни физических) для борьбы с действительностью, герой предпринимает решительное действие: вывешивает голубое знамя (“Большая голубая конструкция”) или пытается отомстить этой жизни, отвечая на ее “зло” утрированным злом в собственной интерпретации, — уходит в сатанизм (“Кола для умных”). Жизнь слишком разочаровывает, и на борьбу с ней герой выходит с ее же оружием в руках. Жизни, недостойной Бога, герой мстит сатанизмом. Но человек Зоберна — романтик и верующий. Отход от Бога, от добра даже из-за сильной обиды для него болезненнее претерпевания любого зла действительности. Бог в душе романтика неискореним. Самовольное отречение от Бога для такого персонажа равно самоубийству: он не может существовать вне веры.