Новый Мир ( № 8 2008)

упрятанных шприцев, но не настоящие. В их психофизике не заложена подлинность страдания, совершенно чуждая жанру цирка. Клоунам, чтобы стать людьми, чтобы вочеловечиться, надо снять грим и маску, раздеться и умыться. Тимофей Кулябин не дает им такой возможности — он начисто лишает своих персонажей зазора между профессией и частной жизнью, между искусством и реальностью. Герои новосибирского спектакля — клоуны по призванию, не знающие другой жизни, нежели жизнь на арене, они — марионетки в руках своей судьбы, не ведающие жизни за пределами цирка. Их цирковые балахоны — одежда, приросшая к телу.

Их трагедию, заключающуюся в неспособности вочеловечиться, совлечь маску клоуна, видят только зрители, но не они сами. Они — лишь артисты, строящие свой внутренний мир по законам циркового зрелища. “Заслышав” о смерти товарища, клоуны моментально начинают импровизационно подбирать под тему смерти свои вариации из арсенала уже известых приемов, разыгрывают смерть, тем самым ее прогоняя. В этом есть циничнейшая усмешка искусства, но и бесстрашие искусства, умение противостоять реальности. Жизнь и смерть — только повод для импровизации, для творческого вымысла.

Кулябин возводит цирковой мир к обобщению, и пьеса оказывается еще и притчей о судьбе артиста — большого ребенка, не различающего границу между игрой и реальностью. Чья жизнь полна трагичнейших событий, которых тот в своей блаженной игре отказывается замечать. И именно благодаря этой расширительной трактовке особенно остро и пронзительно — как птичий крик — звучит тема, внезапно и как бы случайно прорезавшая игровую материю пьесы: “Ни дома, ни семьи, ни детей! Только каторжный труд каждый вечер!” В этих встречах и расставаниях, в этом круговом движении — решили уйти из цирка, но в нем же и увязли-— звучит тема актерского сиротства, тема театра как дома в прямом смысле слова, дома-приюта, странноприимного дома.

Этой идее немало способствует сценография Олега Головко — мы видим шапито в разрезе, где “пол” и “потолок” — два огромных зонтика, превращающих сцену в этакую гигантскую раковину, которая хранит и согревает душу артиста-сироты. В своих кремовых костюмах клоуны походят на крутящуюся жемчужину в обрамлении раковины цирка.