“Та свобода, к которой рвешься в шестнадцать, почти всегда идиотизм и глупость. В 35 ты, точно Левинсон из романа Фадеева „Разгром”, — выезжаешь из леса и перестаешь плакать только потому, что нужно жить и исполнять свои обязанности”.
“Когда мы говорим о том, что хотим быть свободными, мы говорим о том, что хотим быть как Пушкин”.
“Бог для меня — страшный вопрос”.
Андрей Архангельский.
Девятая немота. — “Взгляд”, 2008, 5 мая“У нас до сих пор нет индивидуального и сложного языка, при помощи которого мы могли бы говорить о той войне — так, чтобы это было актуально, но при этом вызывало бы живые эмоции, сочувствие. <…> То, что невозможно описать, не существует — в том числе и в памяти. Поэтому и стала возможна такая абсурдная ситуация — когда о событии, которое предопределило и нашу жизнь, и десятков поколений наперед, — мы ничего от себя лично сказать не можем и вешаем ленточки — как немые”.
Аутист, гений и великий упроститель.
Что останется от Маркса, если сбрить ему бороду. — “НГ Ex libris”, 2008, № 16, 15 маяГоворит
Федор Гиренок:“Маркс заставил мир говорить на своем языке. Мне иногда даже кажется, что нет никаких социальных наук, а есть только один Маркс. И если слух о том, что Маркс умер, подтвердится, то можно быть уверенным, что вместе с ним умерли и все социальные науки. Маркс — символ эпохи больших иллюзий, носителями которых была масса. Сегодня время изменилось. У нас нет былых иллюзий”.Андрей Ашкеров.
Воскресение Маркса. — “Русский Журнал”, 2008, 19 мая“Сегодня как-то очень явственно обнаружилось, что „проблема Маркса” все-таки существует. Раньше ее присутствие было предметом чистого умозрения — вроде как она должна существовать, ибо иначе не может и быть. Однако сейчас — да, выпятилась эта проблемка в полный рост”.
“Это очень несправедливо, даже как-то неуместно по отношению к Марксу — воспринимать его