Новый Мир ( № 8 2011)

Комментарии могут быть излишне объемны (3 страницы посвящены определению культуры), но и из них узнаешь что-то новое о той же немецкой романтической школе. Да, они субъективны и местами даже стилистически излишне выспренни в своем превозношении Андреева (для составителя Андреев — это «Пушкин ХХI века»). Они по несколько раз воспроизводят одни и те же мысли и суждения (например, Достоевского о том, что не церковь должна переродиться в государство, но государство в церковь). Но их культурный уровень действительно соразмерен андреевскому наследию (одно сравнение роли шахмат в прозе Набокова, «упругой, как боксерская перчатка», и увлеченности Андреева шахматами в камере чего стоит). Так что о том, что Салтыков-Щедрин описал Сталина, что Набоков и Булгаков не понравились бы Андрееву и о сравнении Розанова с Кэнко-хоси читать не менее любопытно, чем о даже таких редких фактах, как упоминание о политзаключенном Андрееве в «Круге первом» и о лечебном хождении самого Андреева босиком по снегу…

Глубина и охват комментаторской части свидетельствуют о двух вещах: не только о необходимости предстоящего еще всестороннего анализа творчества Андреева (самый, кстати, «молодой»[34]

в серии изданий «Pro et contra», Андреев, по словам составителя, удостоится, возможно, и второго тома), но и о субъективном, но таком понятном желании восполнить,

дописатьхотя бы комментарием то, что не успел написать Андреев (богослужебный канон общей веры человечества эпохи Розы мира), то, что было изъято и уничтожено (роман «Странники в ночи»

[35]), то, что он мог бы еще написать… Поэтому и реконструируется составителем то, что мог бы написать Андреев про «Мастера и Маргариту» или «Доктора Живаго», — дело даже не в том, что их издание было тогда под запретом, а скорее в той духоте внешней жизни Андреева, где и глоток «ворованного воздуха» был доступен даже не через раз...[36]