Новый Мир ( № 8 2011)

«Если я умру немножко, / ты не плачь, подруга-кошка / (от холеры или рака), / не скули по мне, собака, /если я уйду до срока, / не трещи по мне, сорока»… — этой веселой считалкой завершается первая книжка. В целом «Год воробья» «побарачней», почернушней второго сборника, открывающегося трагикомической, ёрнической фантасмагорией:

«Он умер, не заплатив за газ и воду, / хотя за свет — успел! — заплатил. // Он остался должен Партии и Народу — / но у

козлапросто не хватило сил. // Он хочет! Он хочет встать из гроба! / Он хочет сказать, что уплатит за оба — / за воду и газ. / Он встанет, как в прошлый раз. // <…> Ура! Пирамидон! Буги-вуги! / Он успел! Он заплатил за все / коммунальные услуги! / Старыйкозел

, инвалид-калека. / Давайте и мы порадуемся / удаче этого человека! // <…> Утром школьники ему отдавали салют, / а он шептал им: „Гитлер капут!”».

Вот такой трагикомической, ёрнической фантасмагорией открывается книжка «После года воробья», и в ней найдется еще не одна столь же фантасмагорическая, столь же «ироикомическая» история. Как, например, история о ссоре двух бомжей — Адмирала и Генерала — у мусорного бака, произведенного фирмой «Альфатер» (это название стало в Одессе нарицательным, и именно так названа поэма). Ссоре, закончившейся поножовщиной, пальбой и феерическими похоронами.

При всем при том у Божко нет и намека на «одесскую экзотику», на пресловутый «одесский юмор».

Может, и скромное, но, на мой взгляд, важнейшее место в книжках занимает лирика. Конечно, то, что она дана в контрапункте с «соц-артом», ее определенным образом усиливает, укрупняет, но эта лирика хороша и сама по себе. Думаю, не мне одному захочется запоминать и бормотать такие вот бесхитростные строки:

«Не относись ко мне так строго, / я просто воздух, ты — вода. / Я полюблю — так не надолго, / и разлюблю — не навсегда».

Или: «Вдоль Одессы сотни луж / (да кто ж их считает). / Спит моей любимой муж / и горя не знает. // Спит любимая моя. / Кошка спит Маруся. / Спит Одесса за окном. / Только я верчуся…».

Или: «пригласи меня на ужин / на картошку с иваси / я давно тобой контужен / только ты не пригласишь».

Или, о художниках: «Мы пили все, что из бутылок льется, / и сердцем становились все нежней. / Как мало нас в колоде остается — / непризнанных козырных королей».