Под потолком гримерной включились колонки, им теперь было слышно все, что происходит на сцене. Стас был солистом в своей группе. Они бессовестно снимали хиты — какую-то попсу, русский и зарубежный рок, сладкие ВИА восьмидесятых, всего понемногу, на любой вкус. Набор был кабацкий. Пел Стас громко, но на высоких сильно фальшивил. Митя болезненно морщился. Стало ясно, что кто-кто, а Стас учить Митю музыке не имел права. Антон невольно подумал, какому же бездарю он приносит в жертву Скифа, но подумал без мучений совести, спокойно, как о данности, — он уже перешагнул внутри себя порог, за которым воспринимал предательство, все в нем подобралось и готово было к одному — действовать. Он еще сам не знал как, но понимал, что сделает все верно.
Переоделись, достали маски. Время неслось стремительно. Скиф наигрывал чуть слышно на лютне, склонившись над ней всем телом. Он совсем не нервничал перед выступлением. Антона же стало колотить, он не мог спустить с него глаз, будто выслеживал.
Заскочил Женя и наорал, почему они все еще здесь, почему не за сценой.
—
Самздесь,САМ, — выпучивая глаза, дрожащим голосом шипел он. По лицу его ходили алые и белые пятна.Ребята взяли маски, варганы, крашеный тамбурин и пошли. Митя не расставался с лютней.
Остановились у края сцены, так, чтобы их не было видно из зала. Стас сидел на высоком барном стуле под софитами и пел, закатывая глаза, про новый поворот.
— Мне надо в туалет, — сказала Светка и убежала.
— Я бы тоже сходил, — сказал Митя. И пошел. С лютней.
— Ты куда? Ее-то оставь. — Антон перехватил его за руку. — Там даже поставить некуда.
Митя остановился и недоверчиво посмотрел на Антона. Решал, отдать ему или нет. Нет, не отдать. Даже на пять минут не может передать ее чужому в руки.
— Я в гримерке оставлю, — сказал он и ушел.
И тут же в Антоне все вздрогнуло — это было именно то, что нужно. Именно то! И кто сказал, что это предательство? Пусть кто хочет, думает так, но он-то знал: он спасал Митю.
Он обернулся за два шага и заставил себя спокойно смотреть на сцену. Стас пел последнюю песню, публика, уже разогретая, хлопала и прыгала на танцполе, в мелькающем свете иллюминации иногда вспыхивала вип-зона, и Антон тщетно пытался разглядеть, кто там сидит.
И тут подошел Митя. Лица на нем не было.
— Антон… Лютня…
— Что с ней? — ужаснулся тот очень натурально.
— Там закрыто.
— Где?
— Гримерка.
— Как же так? Что же делать?
Прибежала Света и ахнула. Втроем подергали дверь. Руки у Скифа тряслись.