Начнем с попытки объяснения 3 — 4-й строк этой строфы: словосочетание «клин боевой» наводит на мысль, что «крестики», метящие воздушный «океан», — это аэропланы с деревянными («лесистыми») крыльями и фрагментами корпуса. Но «лесистые крестики» — это, без сомнения, и деревянные могильные кресты. Таким образом, небо и земля как место гибели и даже возможного упокоения сражающихся солдат вновь и уже более явственно предстают в стихотворении отраженными друг в друге (еще более прямо об этом будет сказано в V строфе). Если принять эту интерпретацию, то «дождь» из первой строки третьей строфы без насилия над текстом превратится в «неприветливого сеятеля» сбрасываемых с аэроплана бомб, без разбора дарующих свою страшную «безымянную манну» находящимся внизу солдатам. Тогда эпитет «безымянная» (смерть) из второй строки этой строфы встает в один ряд с эпитетом «неизвестный» (солдат) из заглавия всего стихотворения.
(IV) Будут люди, холодные, хилые,
Убивать, холодать, голодать —
И в своей знаменитой могиле
Неизвестный положен солдат.
В этой строфе для нас самое интересное — соотношение прошедшего и будущего времен. Ничто не мешало Мандельштаму начать третью строку со слова «хоть», и тогда бы смысл высказывания был предельно ясным: люди все равно будут убивать друг друга, хотя трагический символ прошедшей войны (могила неизвестного солдата), казалось бы, мог послужить для сражающихся предостережением.
Но у Мандельштама, кажется, речь идет о другом: люди
ещетолько «будут» убивать друг друга на полях сражений, а «неизвестный солдат»уже«положен» в своей «знаменитой могиле». Подобно тому как одно пространство (земля) в стихотворении отражается в другом (небе), а небо — в земле, будущее в «Стихах о неизвестном солдате» отражается в прошлом, а прошлое — в будущем (ср. далее в финальной строфе стихотворения: «…и столетья / Окружают меня огнем» — и предшествующие и грядущие).
(V) Научи меня, ласточка, хилая,
Разучившаяся летать,
Как мне с этой воздушной могилой
Без руля и крыла совладать.