Новый мир. № 9, 2003

Этот же Фрумкин, отговаривая Мередита от поездки в Чайковское, возмущен тем, что Надя остается и не хочет ехать в Америку. Он заявляет: „В конце концов, она жена Джона Мередита!“ Последние слова умирающей Нади таковы: „Когда ты вернешься домой, ты должен играть… Ты должен говорить… Скажи своим соотечественникам, что мы их друзья, что мы не грустные…“

Исход внутреннего конфликта Нади и Джона — спор о том, кто ГЛАВНЕЕ, который, казалось бы, разрешается в пользу Нади-СССР, так как Джон остается и приезжает в Чайковское, — тоже символичен. Надя умирает, а Джон остается жить, возвращается в Америку, дирижирует, побеждает…

Таков лучший на сегодняшний день американский сценарий о России.

Но разве не станет эта и другие американские картины еще лучше, если их проконсультируют, а если нужно, и поправят наши компетентные представители?

Вопрос о работе в Голливуде назрел и потому, что Литагентство при ВОКСе продолжает получать ряд запросов на всемирные права таких произведений, как „Падение Парижа“ И. Эренбурга, „Машенька“ Афиногенова, „Рузовский лес“ Е. Финна, „Белые мамонты“ С. Полякова.

Принимая вышеизложенное во внимание, считаем необходимым созвать в ЦК ВКП(б) совместно с Комитетом по кинематографии и Союзом советских писателей совещание писателей и сценаристов. На котором поставить информацию об интересе в Голливуде к Советскому Союзу и обсудить практические возможности по написанию специальных сценариев для Голливуда.

В случае Вашего принципиального согласия ВОКС подготовит для этого совещания все необходимые информационные материалы и разработает темы сценариев.

Жду Ваших указаний.

И. о. Председателя правления ВОКС

Л. Кислова».

Малый Гнездниковский — на бульваре Сан-Сет?

Характерно, что все, что предлагает Кислова, делается только «в исполнение плана ВОКСа на 1943 год», а не потому, что в этом еще вчера назрела необходимость. Разве тяга американцев к русской тематике возникла «во исполнение плана Голливуда на 43-й год»? Но в СССР все плановое, даже сотрудничество с Голливудом в просоветской кинопропаганде.

Тем не менее на столь экстравагантное предложение, как написание советских сценариев для Голливуда, Г. Александров дает, видимо, согласие, и уже 22 марта 1943 года составляется:

«План совещания сценаристов в ВОКСе:

1. Информация представителя „Фокса“ (Либензон) о повороте американской интеллигенции к Советскому Союзу и советской культуре под влиянием борьбы Красной Армии.

а) В частности, эволюция крупнейших деятелей американского кино в сторону активной симпатии к СССР (Чаплин)».

Не знаем, конечно, как тов. Либензон характеризовала «советскую» эволюцию Чаплина, но подобную эволюцию известного американского писателя Альберта Мальца она подвергла немалым, судя по информации ВОКСа на этот счет, сомнениям:

«Сценарий Альберта Мальца „Сыновья ’Потемкина’“ представляет собой, как об этом говорит особый титр в начале картины, модернизацию классического фильма С. Эйзенштейна „Броненосец ’Потемкин’“.

<…> Сюжет фильма несложен. Осенью 1941 года один из отрядов рабочего ополчения Одессы получает задание остаться за линией фронта наступающих немецких войск. И в назначенный час поддержать с тыла атаку Красной Армии. В ожидании назначенного времени отряд расположился в полуразрушенном здании школы, где командир группы Николай рассказывает собравшимся о восстании на „Потемкине“. Весь рассказ занимает 4/5 сценария и проходит на слегка переозвученных (перемонтированных, наверное, ибо картина немая. — Ю. С.) кадрах из фильма Эйзенштейна. Рассказ окончен, раздаются выстрелы, шум начавшейся красноармейской атаки, бойцы отряда выбегают из школы и идут выполнять задание.

„„Сыновья ’Потемкина’“ — не первый опыт построения американского фильма из советских кадров. В этом сценарии можно найти и отражение того голода на советские киноматериалы, который существует в США. Встречаются такие авторские ремарки: „Я чувствую, что придется срезать половину этих кадров (из ’Потемкина’). Они были потрясающими в 1925 году, потому что были новыми. С тех пор Голливуд слишком часто им подражал. И это будет очень скучно“.

Основная идея фильма заключается в том, что теперешняя борьба советского народа с фашизмом — есть продолжение борьбы русских революционеров с царским режимом за свободу и демократию. Ее выражает герой фильма, Николай, говоря: „Почему я сражаюсь? Чтобы не вернулось прошлое“. Петр (не поняв): „Прошлое?“ (советское, значит?!). Но Николай дипломатично обходит непонимание Петра: „Да, прошлое, о котором вы только слыхали. Ты думаешь, что можешь представить, на что была бы похожа жизнь при фашистах? Но мы, старики, узнали об этом кое-что на собственной шкуре. Потому что нам пришлось жить под властью наших собственных фашистов“.