Новый Мир ( № 9 2006)

Фактически государство перестает быть выделенным. Из мистического или договорного единства, обеспечивавшего некую социокультурную общность, именуемую «нацией» или «народом», оно в условиях глобализации превращается в посреднический механизм, в техническую инстанцию, осуществляющую сопряжение местной реальности с мировой. Причем, независимо от географической локализации, гражданин или гражданский домен имеют полное право обратиться к любому из подобных посредников. Коммуникации Интернета предоставляют для этого достаточный выбор.

То есть современное государство слабеет. Оно теряет способность удерживать карту реальности. На смену ему приходят более эффективные конфигураторы.

Подчеркнем безличный характер глобализации. Глобальному экономическому сознанию, если уж внести в этот процесс оттенок субъектности, абсолютно все равно, что происходит внутри данной территории (государства): на каком языке там разговаривают — на английском, немецком, русском, армянском, латышском, какому молятся богу — Христу, Иегове, Будде, Аллаху, Кришне, каких придерживаются традиций — спят на полу или на потолке. Это значения не имеет. Лишь бы местные ресурсы были грамотно подключены к мировым, лишь бы они обеспечивали свою составляющую экономического потока.

Одним из проявлений подобной безличности становится анонимность новых мировых «сюзеренов». Если государство персонифицировано — представлено конкретными политиками и чиновниками, которых можно, по крайней мере теоретически, призвать к ответу, если действия государства, в общем, прозрачны — по крайней мере в случае либерального демократиче­ского государства, то новые экономические демиурги — руководство транснациональных банков и корпораций, бюрократический аппарат региональных и межрегиональных объединений — находятся по ту сторону властных кулис, в информационной тени, в общественном зазеркалье, куда социальному зрителю доступа нет. Устройство современного мира все больше напоминает то, что было описано в романе С. Лема «Эдем», где анонимность власти была доведена до предела: даже простое упоминание о том, что некая власть существует, каралось смертью.